Театр мистера Фэйса

– Вроде… всё! – подытожил театрал, оглядывая стол с остатками мозгов Вайза, и повернул голову вбок. – Вижу, что Ваше Высочество уже готов… Тогда идем!

Принц размахнулся и, сцепленными наручниками руками, ударил в ухмыляющееся лицо. Со всей силы! В глазах – боль и отчаяние.

Мистер Фэйс, как подкошенный, упал на труп Бобби Вайза.

– Плюха отдельно за шутку! – зловещим шёпотом сказал милорд. – Знаете, мистер Фэйс, а ведь вы… Вы самый дерьмовый человек, которого я когда-либо знал!..

Зловещий шёпот – тот шёпот, который вовсе и не шёпот. А громогласный вопль!

– Я до последнего момента верил, что это театр, поставленный вашей ловкой рукой!.. Да, у меня были сомнения, когда… я увидел в багажнике трупы, – аристократ чуть запнулся. – И это нормально, если тебя одолевают сомнения, когда ты видишь в багажнике машины, на которой едешь, два трупа!.. Я сумел сомнения перебороть, потому что не мог и помыслить, что вы… жестокий убийца! Но когда мне предъявили документы с печатями полицейского управления Лос-Анджелеса, я начал осознавать, что это слишком… реальный театр! И такого театра не может быть!..

Кукловод прослушал исповедание эксцентрика, с комфортом лёжа на полицейском трупе. Когда милорд замолчал, то театрал поднялся. Потрогал набухающую скулу и спросил с издёвкой:

– А как же утверждение вашего великого соотечественника: «Жизнь – театр, и люди в нём актёры»?

– Шекспир?.. – устало засмеялся принц. – Да когда Шекспир это писал, он имел в виду никак не убийство! А если он и писал об убийстве, то об убийстве на сцене, где актёры умирают на сцене…

Чёрт, кажется, аристократ уже где-то слышал похожие мысли!.. То же самое приводил грёбанный режиссер сегодня утром, в отеле! Параллель между актерами и Игроками! Арлекин думает на несколько ходов быстрее, чем Данте! За счет предварительной подготовки, конечно… Милорд сбавил тон:

– Я наследник Короны, но прежде я человек, а потом уже наследник. И как в каждом человеке во мне генетически заложено отвращение к убийству – основе разрушения цивилизации!

Мистер Фэйс мило улыбнулся. И сказал негромко, но внятно:

– Экология, мистер Принц… Посмотрите, чем мы дышим, что едим и пьём!.. Цивилизация… На пороховой бочке она – цивилизация ваша, сама себя туда и посадила!.. И слезать не хочет. Её убеждают президенты и папы, Гринпис и ООН… Но нет – цивилизация не внемлет никому. И рвётся ввысь, как ей кажется, к Небесам!..

Голос кукловода… треснул и загустел! Голос не стал громче – нет, он стал весомей, объёмней, приобрел особую ёмкость! Глаза заметали праведные молнии, а шея нервно задёргалась. Ни ухмылок, ни улыбок, а сплошная злая злость!

– Только эта ваша… fuckin civilization никак не может понять, сука, что на бочке пороха Небес достичь нельзя, особенно если они нарисованы на потолке тухлым помидором! А можно лишь подороже продать собственную задницу и расшибить себе лоб! Об этот же потолок! На потолке для неё и намалёван бог, тем же тухлым помидором!.. Да! Именно намалёван!.. – Кукловод замолк и глянул с укоризной. Страдальчески скривил лицо. И грустно добавил, еле слышно:

– А Небеса… – они где угодно, но только не на драном потолке!..

* * *

К вечеру движения вокруг полицейского участка замирают. Как и во всех других федеральных и муниципальных органах управления и правопорядка. Прекращается поток посетителей и просителей, заканчивается рабочий день у адвокатов и у следователей. Перестают возить в суд и выпускать ранее задержанных «мелких хулиганов». И участок становится местом обитания дежурных, правонарушителей в клетке и некоторых офицеров из детективного отдела, расследующих уголовные дела. До следующего утра, когда суета здесь возобновится именно с того места, на котором прервалась… Сейчас площадка перед центральными дверями здания была безлюдна. Лишь в тридцати футах, у патрульной машины, на полутонах, разговаривали двое копов.

Двери распахнулись, стремительно вышел изрядно помятый рассыльный! С гордым независимым видом направился туда, куда глядят глаза – на улицу. У арестантов взгляд направлен именно на улицу, всегда и всюду!.. Как правило, с наручниками на запястьях на свободу не выходят. Но когда мы раздражены, то мы об этом не думаем. А зря. Могут припаять попытку к бегству: в лучшем случае тебя остановит патруль на предмет проверки, а в худшем случае он же тебя и застрелит…

– Дайте-ка мне руки, – негромко и явственно позвал полицейский капитан со строгими синими глазами. Он вышел следом за посыльным, не спеша, вразвалочку. И встал на крыльце, немного напряженными пальцами сжимая ключ от наручников. Сегодня был длинный сложный день и нормально, что усталость дает о себе знать… Рассыльный остановился как вкопанный! Мгновение стоял спиной к провожатому. Резко повернулся! Двумя размашистыми шагами приблизился к капитану! Направил на него долгий угрюмый взгляд. Нервно сглатывая, подвигал желваками… И протянул сцепленные руки.