Театр начинается с выстрела

— Евгения! Этот Сухарик может быть артиллеристом или летчиком, — возразил генерал. — Но мы им займемся вплотную. Сегодня с помощью соседа Лукьяновой будет составлен его композиционный портрет, и проверят записи на всех камерах наблюдения вокруг этого дома. Эксперты в квартире уже работают, так что анализ ДНК, отпечатки пальцев и прочие физические характеристики мы скоро получим. Конечно, мы не можем утверждать, что Лукьянова точно причастна к отравлению Ермаковой, но мотив у нее был, а если вспомнить о ее реакции на произошедшее, то что-то она явно предприняла. У нее уже не спросишь, а вот у Сухарика — вполне. Когда мы выясним, кто этот человек, на заключительном этапе мы, пожалуй, подключим вас.

Должно быть, мой взгляд был достаточно красноречив, потому что он удивленно на меня посмотрел, а потом вкрадчиво спросил:

— Вы за кого меня принимаете? За сутенера?

— Но я не понимаю, чем могу быть полезна в этом случае, — стояла на своем я.

— После того как я посмотрел запись того, что вы вытворяли в рыжем парике возле театра, я убедился, что вы можете изобразить все что угодно, — усмехнулся он. — Не пропадать же такому таланту?

Я скромно опустила глаза, и тут меня как током пронзило:

— Тихонов! — почти крикнула я. — Он же ненавидит Анну! Если предположить, что нацики как-то добрались до формулы, а какой-нибудь сумасшедший ученый, двинутый на их идеях, ее доработал… В общем, Тихонов вполне мог предложить проверить действие препарата на Ермаковой. Или просто стащил немного. До отъезда Анны, когда в театре уже были и Воронцов, и Лукьянова, он неоднократно бывал там, да и она ему многое рассказывала, так он знал расклад сил в театре, знал, как ей там завидуют, и так далее. С Воронцовым он, конечно, связываться не стал бы — у того на лбу стоит штамп «Ничтожество», а вот Лукьянова могла с радостью стать исполнительницей его преступного замысла — ведь он полностью отвечал ее чаяниям стать ведущей актрисой. Воронцов точно ночевал дома, а Лукьянова? Она могла остаться на ночь в театре, взять ключ, когда охранник спит, и подсыпать отраву. Но такая ушлая девица, как она, не могла не подстраховаться. Что-то у нее на Тихонова было, например, запись их разговора на телефоне. Она попыталась его этой записью шантажировать, и он ее убил. Кстати, надо выяснить, а не занимался ли он в свое время какими-нибудь единоборствами.

— О Тихонове забыть раз и навсегда! — жестко и чуть ли не по слогам произнес генерал. — И упаси вас бог к нему хотя бы приблизиться! Там работают другие люди, и вы своей неорганизованной самодеятельностью можете им все дело завалить.

— Поняла! — примирительно сказала я и, вспомнив о полученном Ермаковой из Челябинска письме, достала его из сумки, протянула генералу и рассказала все, что знала. — Может быть, это как-то пригодится.

— Спасибо, мы посмотрим, как это можно использовать. Приступайте к работе. Если нужны будут деньги, любая потребуемая сумма будет вам выделена, — закончил он, вставая.

— Я могу сообщить Ковалевой, что к Анне вернулся голос? Она очень переживает за нее, — спросила я.

— Полагаю, если Ермакова знает, как за нее волнуется эта женщина, то уже сама ей позвонила.

«Интересно, она что же, решила, что я о ней не беспокоюсь?» — возмущенно подумала я и, достав свой смартфон, включила его, чтобы посмотреть, нет ли пропущенных звонков. А смартфон-то не работал! Должно быть, у меня был настолько растерянный вид, что генерал соизволил объяснить:

— Здесь никакая техника не работает. Неужели вы думаете, что я был бы так откровенен, если бы существовала хотя бы малейшая опасность того, что нас могут прослушивать?

— Это специально оборудованная комната? — в общем-то, не очень надеясь на ответ, все же спросила я.

— Нет, это специально созданная аппаратура, — направляясь к двери, сказал он. — Все вопросы решайте с Григорием Владимировичем — он с вами на связи круглосуточно. Если потребуется какая-то информация, он ее вам предоставит. Желаю вам только успеха.

Он вышел в сопровождении «очкарика», который за все это время не произнес ни слова, и мы остались вдвоем с Кроном.

— Прости меня, Ника, — виновато сказал он. — Я просто очень испугался.

Услышав такое от человека, которого не раз видела в деле, который не боялся ни бога, ни черта, я могла только изумленно вытаращиться на него.

— Что смотришь? — грустно усмехнулся он. — Да, я испугался. Как оказалось, гражданская жизнь таит в себе ничуть не меньше опасностей, чем служба. От пули или ножа спастись можно, а вот в подковерных играх я никогда силен не был. Я в должности заместителя всего два месяца, а…

— А на это место прочили кого-то другого, и теперь его сторонники тебе пакостят, — продолжила я.

— Вот именно! А что я буду делать, если меня вышибут? Охранником в магазин идти и угол где-нибудь на окраине снимать? У меня же ни кола ни двора! Только эта работа, благодаря которой я могу довольно прилично жить, но большую часть зарплаты я откладываю, чтобы в ипотеку собственное жилье купить.

— За вычетом алиментов, — напомнила я.