Театр отчаяния. Отчаянный театр

Нет! Ничего особенного я тем летом не прочувствовал. Просто мне неожиданно и впервые в родительском деревенском доме было хорошо. Спокойно и скучно. Это был мой первый в жизни взрослый летний отпуск. Настоящий! У меня даже не получалось читать или обдумывать замысел нового спектакля. Тетрадка и альбом, которые я взял с собой, чтобы записывать мысли и зарисовывать эскизы декораций, так и пролежали нетронутые.

Почти десять лет спустя то самое лето станет основой повести «Реки», а лес, соседка и другие жители деревни Колбиха станут героями и художественным пространством рассказа «80 километров от города».

Рабочее собрание театра «Ложа» после лета я назначил на первый вторник сентября. Всех обзвонил. У ребят уже было своё жильё и домашние телефоны. Театр стал взрослым.

Мы не виделись и не работали два месяца. Так надолго со времени основания театра мы не расставались. А тут расстались и не перезванивались, не стремились увидеться, вместе попить пива, пожарить шашлыки или совершить какой-нибудь другой ритуал дружбы.

На собрание все пришли загорелые, посвежевшие, гладкие, отдохнувшие от ночных работ в баре, от перекуров, больше чем по пачке в день, и от пьянок. Когда я увидел их, сразу почувствовал, что сильно по ним соскучился. Они тоже не скрывали радости встречи. На том собрании мы вели себя как одноклассники, которые после каникул не хотели идти в школу, но, увидев друг друга, обрадовались и моментально забыли о том, как тягостно приближалось начало учебного года.

Обычно мой коллектив долго настраивался на репетиционный процесс работы над новым спектаклем. Каждый раз приходилось нервно настаивать на том, чтобы актёры собрались, отвлеклись от посторонних дел и сосредоточились на вдумчивом труде. Нередко мне приходилось ругаться, проводить настоящие психологические атаки или подолгу говорить «по душам», только чтобы мой актёр смог переключиться на репетиции от того, что провинился перед женой, несколько суток не появляясь дома, или потерял все деньги, которые копил, не покупая себе зимнюю обувь, вложив их в одну из финансовых пирамид, или родители подыскали ему отличную, по их мнению, работу по специальности, на которую он учился, и ему непонятно, что с этим делать… А бывало всё проще. Кто-то из ребят ссорился с женой из-за пьянки или каких других артистических причин, уходил из дома к другому актёру. По такому случаю они устраивали веселье, и их выгоняли вместе.

Но в последний год работы с моими актёрами над последним моим спектаклем в театре «Ложа» всё происходило иначе. Мы начали репетировать и делать декорации легко, деловито и сразу. На репетиции никто не опаздывал, не являлся на них с перегарным выхлопом или замороченный домашними дрязгами. Театр в самом деле стал взрослым.

Я удивлялся тому, что отношения в коллективе стали очень ровными. Не происходило споров, ругани, дурацких обид, свойственных в большей степени семейным отношениям, нежели рабочим.

Мы когда-то стали почти родными людьми. Мы годами, целыми днями, а то и сутками напролёт видели только физиономии друг друга. И постепенно сами собой эти отношения закончились, переродились, превратились просто в крепкие, привычные, рабочие и партнёрские. Мы стали чужими друг другу людьми. Стали коллегами, которые готовы и хотят работать вместе пять дней в неделю в определённые часы. Меня это полностью устраивало.

Спектакль мы без напряжения жизненных сил и ресурсов, без нервов и ночных бдений, спокойно, с интересом репетируя, сделали за два месяца, встречаясь для работы над ним три раза в неделю. Бар работал своим чередом. Всё было отлажено. Все знали свои обязанности. Никого ни в чём не надо было убеждать и за что-то агитировать.

Назывался мой последний спектакль в театре «Ложа» – «Было тихо».

Свой самый последний, как и самый первый, спектакль «Мы плывём» я задумал бессловесным. Почти пантомимой. Почти балетом. Его, от начала и до конца, со всеми мельчайшими деталями, я продумал единолично, как автор и постановщик. Индивидуальной инициативы, исходящей от актёров, и коллективного сотворчества работа над «Было тихо» не предполагала.

Я приходил на репетиции с нарисованной в голове, а иногда и на бумаге сценой, рассказывал актёрам о том, что будем делать, и мы медленно и тщательно воплощали задуманное. Всем процесс нравился. Замысел спектакля ребята приняли. Премьера состоялась в намеченный срок.

Декорация спектакля представляла из себя комнату с диваном, письменным столом, стульями, книгами – уютная комната, в которой царил обычный житейский холостяцкий беспорядок. Зритель как бы заглядывал в окно этого жилища.

Спектакль начинался тем, что на диване просыпался молодой человек, хозяин комнаты. Этот персонаж в программке значился как «человек, который есть». Все остальные персонажи назывались «люди, которых нет».