Театр отчаяния. Отчаянный театр

Театр армии так больше любого драматического театра, как Москва больше любого провинциального города. Он непонятно велик. Люди, проработавшие в этом удивительном архитектурно-техническом феномене десятки лет, а то и всю жизнь, не могли похвастаться, что побывали во всех его помещениях. Якобы, только один мастер-электрик, который юнцом начал трудовую деятельность в ещё не до конца достроенном театре, проработал в нём до глубокой старости и был единственным человеком, который знал и побывал во всех подвалах, на чердаках, в мастерских, цехах, шахтах, галереях, закоулках и тупиках Театра армии. Ходили мифы о мумифицированных покойниках, найденных в заброшенных уголках. Согласно этим мифам, несколько молодых сотрудников театра, выпив лишнего, уснули на рабочем месте, а проснувшись ночью в тёмном здании, пытаясь найти выход, зашли неведомо в какие глубины да там и пропали. На их иссохшие трупы наткнулись случайно через годы. Но нашли не всех.

Саша провёл меня в это здание через служебный вход, который видел и знал множество великих актёров и режиссёров. В самом скрипе тяжёлых дверей величие чувствовалось. К рабочему кабинету заведующего литературной частью мы поднимались лифтом, шли коридорами, лестницами, пересекали какие-то фойе. Всюду были двери, двери, двери, ковровые дорожки, паркет поскрипывал под ногами, по углам стояли большие горшки с растениями. В одном коридоре на стуле сидел и крепко спал солдат в полной форме. Только на ногах его были тапочки.

– Тццц, пусть спит, – прошептал Саша, – устал, бедняга… Тут их служит целый взвод… Пожарные… Но есть и артисты, которые здесь проходят срочную службу… Служат артистами… Кто тут только от настоящей службы не укрывался!.. Лучше тебе и не знать. Кстати, начальник театра – генерал! Дремучий очень… Но театр любит… Особенно артистов и актрис… Театральный генерал! Такое и Гоголю не снилось!.. Цирк это всё, конечно…

Я ни за что не нашёл бы обратного пути. Это точно было самое огромное и фантастическое уникальное строение, в каком я бывал в жизни. Весь мой театр вместе с баром легко уместился бы в одном из многочисленных гардеробов Театра армии.

Саша напоил меня чаем, я согрелся и стал бодрее. Я летел в Москву, чтобы приступить к знакомству со столичным театральным контекстом и сразу же оказался в самом гигантском театре. Меня просто распирало от любопытства. Я не собирался отдыхать с дороги. Тогда Саша провёл меня по главным помещениям. Получилось целое путешествие. Уверен, что мы прошли несколько километров.

– Здание задумано и построено в виде пятиконечной звезды, – рассказывал Саша. – Но это видно только с небес… Начали в тридцатые, открыли перед самой войной, кое-что не доделали… Видишь эту лестницу? С другой стороны – точно такая же…

Я, конечно, видел мраморную, широкую торжественную лестницу, которая вела с самого низа от гардеробов и заканчивалась ничем. Она как бы уходила в никуда, в потолок…

– Изначально планировали, – продолжал Саша, – на крыше большие рестораны для офицеров. Там должны были возвести колоннады… Но после войны это посчитали излишеством и делать не стали. Лестницы вели как раз туда… Здесь много чудес!.. Сюда ночью надо прийти. Стены и лестницы разговаривают.

Бронзовые люстры, бра, светильники… Мрамор и паркет. Огромные окна, бессчётные ступени, белоснежные перила… Я вспомнил театр Тихоокеанского флота, спектакль «На дне»… Но даже тот маленький, приземистый, покрашенный голубой краской театр поражал ребят, которые попали на службу из деревни и впервые оказались в театре… Я попробовал представить, какое мог произвести впечатление этот невероятный театр в давние, послевоенные времена на парней, попавших в армию из глухомани в столицу, когда их приводили всех ротой на спектакль. Представить такое впечатление я не смог.

В зал Саша ввёл меня не со стороны зрительного зала, а сразу вывел на сцену. У меня дыхание перехватило.

Занавес был открыт, в зале и на балконах горел дежурный свет. Потолка будто и вовсе не существовало. Он подразумевался вверху по умолчанию, как небо. Стояла полная тишина. Я пошёл, глядя не под ноги, не вперёд, а как-то вокруг. В самом центре сцены я понял, что стою посреди пространства, равного или даже большего, чем центральные площади многих городов.

– Говорят, что было несколько спектаклей, – сказал Саша, подойдя ко мне, голос его уходил в пространство и таял, не долетая до стен, – в которых на сцене скакала конница… Возможно. Но одного коня точно на сцену выводили… Это я лично помню. Сам видел.

– Да-а-а!.. – только и смог сказать я.

– Точно! – весело сказал Саша. – А ты к потолку присмотрись всё-таки…

Я вышел на самый край сцены. Глаза уже привыкли к тусклому свету, точнее, к полумраку. Я поднял голову и посмотрел вверх. Стало понятно, почему потолок я не ощутил. Надо мной висело тёмное небо. Оно было нарисовано. Во весь огромный потолок. По тёмному небу летели тёмно-бордовые самолёты.