Театр отчаяния. Отчаянный театр

А тут я понял, что могу и хочу об этом рассказать, сделать из этого сценическую повесть, извлечь из памяти то, что врывается в сновидения и проститься с этим навсегда, потому что другой возможности совершить подобный акт у меня не будет. Я больше не окажусь на сцене.

Я был абсолютно уверен, что за пределами театра «Ложа», сделанного своими руками, я на сцену уже не выйду.

– Здоро́во! – громко сказал я, зайдя в зрительный зал. – Трудитесь? Похвально!

Ребята были почти все в сборе и что-то устанавливали на сцене, видимо, готовили выступление. Они оторвались от работы, поздоровались со мной и остались стоять.

– Вот что, братцы! – сказал я. – Дней через десять, крайний срок – через две недели, я всё-таки уезжаю… Давайте устроим прощальный вечер… Этакий скромный бенефис… Хотя я, признаться, не знаю, что такое бенефис. Но слово красивое… Сегодня у нас среда… Давайте в следующую среду?.. Я хочу приготовить сольное выступление… Афишировать не будем… Приглашаю вас в качестве гостей… Всё подготовлю сам… Позовите кого-нибудь… Сделаю вечер матросских историй и баек… Будут шутки и слова не для женских ушей… Ну а потом посидим своим кругом… Простимся весело! И больше никто у вас над душой стоять, занудствовать не будет… Кстати! Сразу после Дня Победы схожу напишу заявление… Решите, кому передать мою ставку художественного руководителя…

Семь дней до задуманного вечера я урывками и вечерами думал над тем, что расскажу со сцены про службу. Надо было выбрать несколько эпизодов и особенно занятных баек. Мне хотелось, чтобы получилось и смешно, и страшно. Смешного набралось немного, а страшного, наоборот. Пришлось придумывать, как из страшного сделать смешное.

Я достал свою бескозырку, нашёл верхнюю часть морской формы – голландку, тёмно-синюю суконную рубаху, в которой вернулся со службы. Её побила моль, но один раз показаться на сцене в ней было можно.

К намеченной среде я был готов. Написал план своего прощального выступления. Он поместился на один тетрадный лист.

Процесс сознательных и последовательных воспоминаний оказался неожиданным. Случайные возвращения в прошлое и осмысленный взгляд на прожитое несли в себе разное содержание. Сидя за столом перед листочком, на котором попунктно появлялся план моего выступления, я уходил в воспоминания не просто так, а с целью выбора материала для сценического рассказа. Мне нужны были только кусочки и эпизоды, из которых можно было сделать забавные или жуткие, но обязательно интересные слушателю истории. В моём матросском прошлом мне нужен был рабочий материал. Я окунулся в воспоминания, а там оказались живые люди. Настоящие! А ещё страдания, унижения, радости, глупости, страхи, надежды и всё прочее, из чего состоит жизнь. Я понял, что с наскока и грубо, схематично и просто рассказать что-то о пережитом на флоте не получится. Перебирая подробности и детали, отдельные слова и ситуации, давно произошедшие, я несколько раз утёр совершенно неожиданные слёзы.

Стало ясно, что процесс глубоких воспоминаний – дело серьёзное и к нему нужно относиться как к погружению в морские пучины. Осторожно! Нельзя, когда вздумается, нырнуть за воспоминаниями, как за жемчугом, и резко вынырнуть. Это глупо и небезопасно. Велика вероятность возвращения полностью несчастным.

Я задумал начать свою сценическую повесть с того, как ехал поездом на службу, рассказать про тех моряков, которые нас сопровождали в дороге. Эта часть должна была получиться смешной. После неё в плане шёл страшный эпизод про остров Русский. Я хотел рассказать про сволочь Котова, про голод и издевательства и про Серёжу, который, прежде чем совершить свой последний шаг отчаянья из жизни в петлю, сунул руки в карманы своих матросских штанов. Повеселить пришедших решил историей о спектакле «На дне» в театре Тихоокеанского флота, напугать былью про полуотрубленный, но пришитый палец и всё это ещё присыпать несколькими анекдотами и парой типичных морских баек. Про издевательство и унижение процессом показа пантомимы по ночам пьяным подонкам рассказывать не осмелился.

Зато я решился открыто и обильно со сцены поматериться, воспроизводя речь моих сослуживцев и командиров. Раньше я этого не делал и актёрам в своих спектаклях запрещал малейшие намёки на мат. А тут понял, что могу продемонстрировать свои словообразовательные возможности и морской опыт. Я подумал, что никогда раньше этого не делал, а больше возможности и не будет.

Отдельным пунктом в моём плане значилась сцена мытья палубы. Я захотел показать, как драил палубу на корабле. В этой сцене должен был звучать только и исключительно отборный мат. Мне пришлось погорбатиться над бумагой, прежде чем получился крепкий монолог матёрого матроса, требующего от салаги скорейшего и качественного мытья вверенной ему палубы. Мат в нём удалось уложить как мозаику.