Театр. Рождественские каникулы

Чарли безнадежно махнул рукой. Чувство у него было такое, словно он пытался разговаривать с кем-то, чей язык ему непонятен.

– Сколько еще времени вы останетесь в Serail?

– Не знаю. Пока не сделаю то, что мне предназначено. Пока не придет час, когда почувствую всем своим существом, что Робер освобожден, не из тюрьмы, но от своего греха. Одно время я надписывала адреса на конвертах. Конвертов многие сотни, и, кажется, им не будет конца, пишешь, пишешь, и долгое время кажется, сколько их было, столько и есть, и вдруг, когда меньше всего этого ждешь, оказывается, надписала последний конверт. Очень странное ощущение.

– И тогда вы уйдете и присоединитесь к Роберу?

– Если он захочет.

– Ну конечно, захочет, – сказал Чарли.

С бесконечной печалью Лидия посмотрела на него:

– Не знаю.

– Как вы можете сомневаться? Он вас любит. В конце концов, подумайте, что должна значить для него ваша любовь.

– Вы слышали, что сказали сегодня эти двое. Он весел, ему повезло, он вполне освоился. Так и должно было быть. Так уж он устроен. Он любил меня, да, знаю, но я знаю также, что любить долго он не способен. Даже если бы ничего не случилось, он не навсегда остался бы со мной. Я с первых дней это знала. И когда настанет час и я смогу уйти, как я могу надеяться, что к тому времени он меня не разлюбит?

– Но если вы так думаете, мыслимо ли и дальше вести такую жизнь?

– Глупо, да? Он жестокий, себялюбивый, бессовестный и безнравственный. Мне все равно. Я не уважаю его, не доверяю ему, но люблю. Люблю всем телом, всеми помыслами, чувствами, всем своим существом. – Она заговорила другим тоном, шутливым. – Теперь, когда я вам это сказала, вам ясно, я презренная женщина, не достойная ни интереса вашего, ни сочувствия.

Чарли с минуту подумал.

– Что ж, не стыжусь сказать, все это выше моего понимания. Но хоть ему и тяжко приходится, я, пожалуй, предпочел бы оказаться на его месте, а не на вашем.

– Почему?

– Что ж, скажу вам откровенно, по-моему, нет ничего мучительней, чем всем сердцем любить человека и знать, что ему грош цена.

Лидия взглянула на него задумчиво, не без удивления, но ничего не сказала.

Глава десятая

Поезд отходил в полдень. Чарли несколько удивился, когда Лидия сказала, что хочет его проводить. Они поздно завтракали, уложили чемоданы. Перед тем как пойти вниз заплатить по счету, Чарли сосчитал деньги. Их осталось очень много.

– Сделайте мне одолжение, – попросил он.

– Какое?

– Позвольте оставить вам немного, вдруг понадобятся.

– Не нужны мне ваши деньги, – улыбнулась Лидия. – Если хотите, можете мне дать тысячу франков для Евгении. Для нее это будет неожиданное счастье.

– Хорошо.

Они сперва заехали на улицу Шато д’О, где жила Лидия, и она оставила у консьержки свой чемоданчик. Потом поехали на вокзал. Лидия шла с Чарли по перрону, и он купил несколько английских газет. Отыскал свое место в пульмановском вагоне. Лидия вошла вместе с ним, огляделась.

– Знаете, я еще никогда не была в вагоне первого класса, – сказала она.

Чарли внутренне содрогнулся. Вдруг представилась жизнь, начисто лишенная не только роскоши, доступной богатым, но даже удобств, которыми пользуются состоятельные люди. Острая печаль пронзила его при мысли о том убогом существовании, которое всегда было и всегда будет уделом этой женщины.

– Ну, в Англии я обычно езжу третьим классом, – словно оправдываясь, промолвил Чарли. – Но отец сказал, в Европе надо ездить как подобает джентльмену.

– Это производит хорошее впечатление на туземцев.

Чарли засмеялся, покраснел.

– У вас особый дар сказать такое, что я чувствую себя дурак дураком.