Театр семейных действий (сборник)

После смерти Юры, такой внезапной – всего несколько задохнувшихся мгновений, – появился страх темных окон. Подъезжая к дому, по многолетней привычке Тася поднимала глаза на уровень пятого этажа и безошибочно натыкалась на черные глазницы своей квартиры. В темень не хотелось. Там все было в беспросветно прошедшем времени. Она совсем разучилась засыпать. Закрывая глаза, как бы впускала в себя эту мертвецкую темень, агрессивно обживавшую ее жалкое полужизненное пространство. Схватка начиналась глубокой ночью, когда железно включался бесшумный мотор бессонницы, и оставалось только выть, вопить и пить.

Юры не было нигде.

Ушёл,
как последний мартовский снег:
на земле – проталины,
на солнце – свежие пятна.
Живой воды принявший разбег,
ударясь в бега, не свернул обратно.
Какими вратами,
в какое царство,
ушёл без запинки.
Кончен завод.
Успел мне в мензурку налить лекарство.
Полночь. Куранты.
А сердце не бьёт.
Но как обнадежил теплом и весной!
И стал мне понятен твой лиственный почерк,
взрывной, многожильный, в потугах почек,
и я – крайней веткою в зелени строчек,
ближайшей,
и ты не простился со мной.

Врач из клиники неврозов посоветовал адаптироваться к ситуации, выписал антидепрессанты и снотворные. И еще сказал:

– Когда начнете спать, попробуйте записывать сны. Не все, конечно. И безо всякой ерундистики. Когда проснетесь, постарайтесь без жалости к себе – это важно – сфокусировать внимание и мысленно пройтись по ночному маршруту вашего подсознания: с начала и до конца. Заставьте себя вернуться в иную реальность: что видели, где и как это было, какие эмоции преобладали… не упускайте деталей, не сбивайтесь на действительность и ничего не додумывайте, не сочиняйте… И то, что будет поддаваться осознанию и вербальной фиксации, записывайте. Через какое-то время из этого разноцветного калейдоскопа сложится более или менее связный узор или сюжет, и вам, будем надеяться, полегчает.

Она купила в киоске на Шаболовке общую тетрадь и вывела красным фломастером:

Избранные сны

Уже несколько лет мы встречаемся.

Не часто. И только во сне.

Но это не менее захватывающе, чем предыдущая жизнь, просто она проросла в иной реальности. Например, как если бы почву заменить гидропоникой. Все продолжает расти, дает свои питательные урожаи.

Не разминувшись здесь и встретившись там, с лету узнаем друг друга. Легко!

Смерти нет.

Времени нет.

Нет социума.

Вот, например. Мы болтаем или вместе едем куда-то по делам, ссоримся, танцуем, и я его ревную.

Два года назад зимой он сильно отличился: громко топал ножищами, пробивая хлипкое дно предутреннего тонкого сна, грозил пальцем и даже чуть не смазал мне по физии, учуяв, что я навострилась выйти замуж за любителя полетать на параплане, бывшего полковника контрразведки, вылитого Никитона, то бишь Никиту Михалкова. Так и вижу этот угрожающий палец, это категорическое покачивание головой, вытаращенные, налившиеся кровью глаза: не смей! не позволю!

Зато сам не заставил себя долго ждать и вскоре заявился в новой голубой рубашке, молодой, загорелый, с неотразимой улыбкой.

– Какая у тебя красивая рубашка, Юрочка!

Он совершенно расплылся:

– А ты что думаешь, мне здесь некому рубашку купить?

И я проснулась от света его счастья.

Любочка Лузина – последняя любовь Юры.