— Которую на конкурс «Евровидение» посылают?
— Да. Это первый знак, что все идет по плану. Через час, между полуночью и часом ночи уже 25 апреля по радиостанции «Ренашенса» диктор зачитает первую строфу песни Грандула Вила Морена, затем эта песня должна быть передана в исполнении ее автора — Жозе Афонсу (Jose Afonso). С этого момента операция обретает необратимый характер. Дальше ты или с нами, или против нас.
— Я уже с вами. Погибать будем вместе.
— Рано нам еще погибать. Текст коммюнике № 1 вот.
Протягивает листок с отпечатанным текстом. Обнимает ее. Прижимает к себе.
Впервые за все время их короткого странного знакомства — от ее яростной злости на приставленного к ней «соглядатая» во время новогоднего приема до… До этого первого объятия. И от этого объятия ей так надежно и спокойно. Стоять бы так и стоять.
И она стоит, закрыв глаза. Открывает, когда Витор осторожно от нее отстраняется, и видит на пороге комнаты дочь.
Девочка исподлобья смотрит на Витора. Как маленький зверек.
Развестись она разведется, и квартиру, даст Бог, у Луиша отсудит. Даже Витор может оказаться свободен, она так и не спросила, женат ли он, — если ее сейчас не задушил Монтейру, то на земле бывают чудеса. Но этот взгляд десятилетней девочки как стоп-сигнал, что нового мужчину в жизни мамы ее дочки не примут.
Быстро отстраняется. Бормочет, что это по работе.
— Иди в кровать, Каталина, мама сейчас придет.
Витор торопится. Промедление сегодня может дорого стоить, слишком дорого.
Раз главная опасность возле дома Эвы миновала, он сейчас уедет и быстро пришлет за ней машину, которая отвезет ее на телестанцию.
Эва смотрит из окна — сторожевой пункт около рекламного щита пуст. Витор выходит из подъезда, садится в машину и уезжает. Не посмотрев на нее.
Дочка засыпает быстро — слишком длинный день, утренняя служба, отпевание и похороны бабушки, матери Луиша, чужие люди вокруг — есть от чего устать.
— Не хочу, чтобы ты уходила. Ты же не уйдешь?! Телевизор ночью не работает, — в полудреме бормочет девочка, не выпуская ее руку из своей ладони.
— Конечно, не уйду. Хочешь, я тебе свое кольцо оставлю?! Ты же знаешь, это заколдованное кольцо. Без него я по телевизору не выступаю. Сейчас надену тебе на пальчик и никуда не уйду.
Девочка засыпает, зажав ладошку с надетым на ее большой пальчик кольцом с мизинца Салазара.
Эва без этого кольца и правда в эфир не выходит. Не выходила. Хотя…
Глупо бы было крушить режим, установленный Салазаром, с его кольцом на руке.
Но где же Роза?!
Спецслужбы всех стран
— Спецслужбы всех стран, объединяйтесь, — пытаюсь съязвить я. Может, зря я мысленно потешалась над манией Героя Революции и в таком месте прослушка вполне возможна? — Говорю же, не элитный жилой комплекс, а собес для отставных спецагентов, простите, не знаю, кто вы теперь по званию, последний раз, когда встречались в восемьдесят третьем, были капитаном.
— Последний раз до этого мы встречались в восемьдесят восьмом, — уточняет Гэбэшник. Руководство демократическим движением ему тоже в выслугу лет пошло? Но нынешнее звание не уточняет, да и не все ли равно.
— Что же вы утром не сказали, что знакомы с Перейру? Когда комиссар про ее отравление сообщил всем жильцам?
— Позже подошел.
Да, знакомый по прошлой жизни Гэбэшник на «общее собрание» пришел с опозданием, вначале в сторонке по телефону с кем-то разговаривал.
Очередной звонок Комиссариу.
— Отравленная-то она отравленная, та Роза Перейру, но она в сознании? — спрашиваю полицейского комиссара. — Допросить вы ее можете?
— Допросить? Спецагента секретной службы?! — отвечает Комиссариу голосом, каким разговаривают с неразумными детьми. Отечественный Гэбэшник и тот хоть и еле заметно, но ухмыляется.
Понятно. Не тот статус даже у правильной полиции, которая по трупам, чтобы агентов Госбезопасности допрашивать, даже если те в отставке.
— Проконсультируюсь с руководством, — расплывчато формулирует Комиссариу. Сколько времени такие консультации займут и сколько еще трупов за это время появится в «Барракуде», не уточняет. Но обещает «появиться лично или проинформировать, как будут новости».
— А в чем проблема? — интересуется Гэбэшник.
Так ему все и расскажи. Или рассказать, пусть следствию помогает с его-то опытом. А если он тоже здесь не случайно, как и все эти люди, оказавшиеся в одно время в одном месте?
Он и говорил, что не случайно — ему нужна моя дочь, что владелец собранной ею коллекции его нанял, только не уточнил с какой целью. Но дочь оказалась в «Барракуде» совсем уж случайно. Если я попала сюда вместо мужа, которого все еще пыталась заманить для «случайной встречи» Лушка, то Даля приехала ко мне просто потому, что рядом Лиссабон с выставкой. Выставкой, которой теперь не будет.