Театр теней

Как и ожидала Морриган, Клио отказалась вверять свою душу Бонди. Они с Ником уже покинули Ирландию, чтобы исполнить данное ей обещание. Моргана сделала Клио прощальный подарок – вероятно, в качестве платы за жертву ее старшей сестры. Их с Ником отныне окутывали чары, сотканные из энергии самого Эмайн Аблах.

Чары, которые открывали влюбленных лишь тем, кто находился от них в непосредственной близости. А значит, не позволяли Бадо́ их отыскать.

Чтобы не дать матери повода использовать одну из своих многочисленных уловок и обнаружить уязвимость в их плане, Морриган не стала встречаться с Клио. Она не смогла даже обнять ее на прощание.

Все, что осталось ей на память – милое личико сестры на стене, переданное амулетом зова, и полные надежды и боли слова:

– Встретимся в чертогах Дану.

В третий раз Эмайн Аблах распахивал перед ней свои двери. Словно невидимые волны расступались, пропуская ее. Теперь Моргана снабдила Мориган особым медальоном, строго заверив, что чары, заключенные в нем, пропустят на остров только ее одну.

В ритуале единения с Дану призванном наделить Морриган толикой божественных сил, было что-то до обидного… обыденное. Ее нагое тело покрыли россыпью золотых огамов – знаков древних кельтов, которые те использовали в качестве тайной письменности. После чего Морриган связали колдовскими узами с замершей напротив Вестницей, еще одним божественным сосудом. Странно, но эти чары отчего-то были отчетливо видимы даже без рассветного осколка истины.

В какой-то миг Морриган и вовсе решила, что слышит голос Дану у себя в голове. Но, быть может, ей просто показалось.

Моргана, третья участница ритуала, шептала древние, словно само время, слова. Пространство вокруг Морриган прорезала золотая вспышка – настолько яркая, что на несколько мгновений прогнала с острова ночь. По венам заструилось тепло. А внутри, где-то глубоко в душе, что-то открылось.

Будто Морриган всю жизнь была слепа, а теперь… прозрела.

– Чувствуешь? – прошептала Вестница.

– Да, – тихо сказала Морриган. – Только не могу объяснить, что именно.

Вестница кивнула, будто именно такого ответа и ждала.

Следом за хранительницей острова Морриган спустилась в крипту. Прижимая руку к груди, она думала о том, что теперь в ней есть не только зернышко тьмы и ночи, но и крупица божественного света.

Оставалось надеяться, этого будет достаточно, чтобы победить ту, в ком целая бездна тьмы.

Специально для Морриган чары Эмайн Аблах соткали посреди камня новое ложе. Какая жутковатая ирония – покоиться рядом с королем Артуром, будучи не мертвой, но и не полноценно живой. Однако ее постамент отличали детали – его окружали черные свечи и зеркала.

Из одежды на Морриган по-прежнему были лишь светящиеся золотые огамы, но она не имела ничего против.

Нагой она забралась на постамент. Поерзав, со скрещенными ногами удобно устроилась на мягких лозах, листьях и лепестках.

– Постарайтесь сохранить меня живой, ладно? – нервничая, неуклюже пошутила Морриган.

«И пробудить меня раньше, чем через тысячу лет».

Моргана серьезно кивнула.

– Мы с Ведающей Матерью продумали и предусмотрели все. Пока существует Эмайн Аблах, твоей жизни ничто не угрожает. А теперь… Тебе пора.

Хранительница острова передала ей зажженную свечу. Волнуясь, Морриган взяла ту в руки. Настало время в последний раз обратиться к полуночной силе. Призывали ли ее на Эмайн Аблах хоть однажды?

Заставив себя сосредоточиться, Морриган прошептала: «Anedore maes orvei». «Пустите меня глубже».

Потребовалось время, чтобы заклинание сработало, а чары – поддались. Куда больше, чем требовалось когда-то. Наконец в отражении стоящего напротив зеркала отразилась тьма. В нее эфемерная Морриган и шагнула.

* * *

Тьма отныне и на долгие месяцы стала всем ее миром.

Дымчато-черная, бесконечная лента Вуали…

Запах полыни, поселившийся в легких, пропитавший каждую частицу ее души…

Распростертые в разные стороны руки с благословенной магией Дану на кончиках пальцев… По левую руку – мир мертвых, по правую – мир живых.

Морриган и представить себе не могла, каким долгим становится путь, когда проходишь его в темноте, молчании и одиночестве. Иногда она принималась говорить сама с собой, только чтобы напомнить себе, как звучит человеческая речь, и удостовериться, что говорить не разучилась. Порой представляла, как живут без нее дорогие ее сердцу люди.

Гадала, что происходит в Пропасти. Не нарушил ли Трибунал заключенный с Камарильей уговор? Какой королевой стала Джамесина? Как многих уже успела уничтожить Бадо́ и ее Дикая Охота? Как много душ пополнили Юдоль Печали по ту сторону от Вуали?

Но чаще всего Морриган блуждала в воспоминаниях. Они перемешивались в ее голове, словно ингредиенты в настойке алхимика или цветные стекляшки в калейдоскопе. Старое с новым, болезненное с радостным и даже счастливым.