Театр. Том 2

Например, если я заставляю нашего Лжеца хвастливо рассказывать о войне с Германией^{47}, где он якобы был, то испанец заставляет его говорить о Перу и Вест-Индии, откуда тот будто бы недавно вернулся; и то же самое происходит с большинством других событий, которые хотя и следуют оригиналу, однако не имеют почти никакого сходства с ним ни в мыслях, ни в словах, их выражающих. Я ограничусь поэтому только признанием, что сюжет полностью принадлежит испанцу, в чем Вы и убедитесь, перелистав двадцать вторую часть его комедий. Кроме того, я взял у него все, что могло согласоваться с нашими обычаями, и, если мне позволено высказать свои чувства относительно предмета, к которому я имею столь малое отношение, то, признаюсь Вам, он очаровал меня настолько, что я не нахожу в этом жанре ничего ему равного как у древних, так и у новых авторов. Комедия остроумна от начала до конца, а события так верны и изящны, что, по-моему, надо быть в очень дурном настроении, чтобы не согласиться с их развитием и не порадоваться их воплощению на сцене.

Может быть, я поостерегся бы высказать такое необычное почтение к этой поэме, если бы оно не было подкреплено мнением одного из лучших людей нашего века, который является не только покровителем ученых муз в Голландии, но также доказывает своим примером, что прелесть поэзии вполне совместима с самым высоким положением в политике и с самыми благородными занятиями государственного мужа. Я говорю о г-не де Зейлихеме, канцлере монсеньора принца Оранского^{48}. Это его гг. Хейнсиус и Бальзак избрали арбитром в их знаменитом споре^{49}, адресовав ему свои ученые рассуждения. И именно он счел возможным обратиться к публике с двумя эпиграммами, где высказано его отношение к этой комедии. Одна из эпиграмм написана по-латыни, другая по-французски, и помещены они в издании, выпущенном в свет Эльзевирами в Лейдене^{50}. Я тем более охотно воспроизвожу их здесь, что не имею чести быть знакомым с их автором, и потому его свидетельство не может вызвать каких-либо подозрений; никто не обвинит меня за это в тщеславии, ибо вся слава, приписанная им мне, должна быть отдана великому Лопе де Вега, о коем он, видимо, не знал как о первом авторе этого театрального чуда.

IN PRAESTANTISSIMI POETAE GALLICI CORNELII; comoediani, quae inscribitur MENDAX