Вот что почерпнул я из истории, но кое-какие приведенные выше обстоятельства мне пришлось изменить ради большей благопристойности. Царь у меня везде именуется Никанором, а не Деметрием, так как имя Никанор легче ложится в стихотворную строку. В моей трагедии он лишь собирается жениться на Родогуне, ибо, следуй я истории, зрители сочли бы любовь царевичей к вдове их отца противной естеству, и чувства их были бы оскорблены. Тайна старшинства царевичей, плен Родогуны, хотя в пределы Сирии она никогда не вступала, ненависть Клеопатры к ней, кровожадное требование, предъявленное царицей сыновьям, такое же требование царевны, вынужденной защищать жизнь, склонность ее к Антиоху, ревнивое исступление матери, готовой погубить сыновей, лишь бы не подчиниться сопернице, — все это вымысел, прикрасы, правдоподобные ходы к жестокому завершению, предложенному историей и, по законам трагедии, не подлежащему изменениям. Однако я смягчил и его, придав Антиоху с самого начала черты такого благородства, что царица-мать принуждена в конце выпить яд по собственной воле.
У меня могут недоуменно спросить, почему я назвал эту пьесу именем Родогуны, хотя узел трагедии не в ней, а в Клеопатре; более того, могут счесть недопустимой вольностью со стороны автора — сочинить последовательность событий, сохранив подлинные имена некогда существовавших лиц, как это сделал я, ибо ничто, начиная с рассказа в первом действии, который служит основой для всего дальнейшего, и кончая следствиями, которые в пятом приводят к развязке, — повторяю, ничто из этого не имеет подтверждения в истории.
Касательно первого вопроса должен чистосердечно признать, что эту трагедию, несомненно, следовало бы озаглавить «Клеопатра», а не «Родогуна», и отказался я от такого заглавия только из опасения, как бы, услышав имя знаменитой египетской царицы, публика не пошла по ложному следу и не спутала с ней Клеопатру сирийскую. Вот почему в моих стихах эту новую Медею все называют только царицей. Я с тем более легким сердцем позволил себе эту смелость, что не заметил у древних авторов, наших учителей, стремления всегда озаглавливать свои трагедии именами героев, в них выведенных; нередко в заглавии они уступают место хору, хотя он еще меньше причастен к развитию действия, чем лица эпизодические, как Родогуна: примером тому может служить трагедия Софокла «Трахинянки», которую мы не преминули бы озаглавить «Смерть Геракла».