Театр ужасов

Мой отец был охотником. Любил стрелять. Любил вытянуть и распотрошить рыбу. Стреляли в утку, убили лебедя. Не беда. Съели лебедя. Вкусно. Он бы тоже приезжал. Пострелять краской по людям в масках. А что?.. Забавно… Так и вижу, как он улыбается. Он бы смеялся, если б узнал, что я натягивал маску, спал в казематах, получил от бабы ногой по ребрам… Он бы посмеялся. Отец… Исполнитель воли закона. Запросто мог бы быть преступником. Сам говорил, что нарушал и дрался на улице до того, как пошел в школу милиции. Он был малолетним хулиганом. Выбрал ментуру, чтобы не сесть. С гаишниками дрался. Вождение в нетрезвом виде. Однажды я нашел в нашем почтовом шкафчике бумагу из ГАИ: лишение прав на тридцать шесть месяцев. Он клал на них и ездил. «Москвич-426», универсал, четыре фары, матовый. Теперь такой редко встретишь, но, если вижу, сердце замирает. Никогда не сяду за руль. Где эта машина теперь? Давно заржавела. Расплавлена. Последний раз видел возле его дома в Пяскула. Когда отец вышел на пенсию, зажил хуторским диким образом, он собрал вокруг себя банду бродяг, у которых был атаманом. Они собирали металл, сдавали, пили… В Holy Gorby один дурак, спившийся, за соседним столиком своей шайке зомбаков рассказывал историю из своего легендарного прошлого, как сдавал металл, он работал на каком-то заводе, завод шел на слом, он охранял его, по ночам он бегал по цехам, шустрил, пилил, жег, прятал, в свою смену и в смену напарника, старались идиоты, насобирали кучу, вдвоем не унести, а машины не было. Кто-то им посоветовал… и приехал мой отец… я по его рассказу не сразу понял, что речь о моем папаше… сидел, краем уха слушал… курчавый цыган на ЗИЛе… я не врубился… думаю, ну-ну… кретин не знал имен, не помнил, дело было в самом конце девяностых или чуть раньше… в общем, они второпях загрузили ЗИЛок, водила с хануриками своими слился, и все, ищи-свищи, дебил за голову: мой металл! Он знал только, что шофер живет где-то в Пяскула. Тут я аж вздрогнул: отец! новая байка о моем отце! – ну-ка, насторожил ухо. За соседним столиком тоже крякнули: ага, Славка из Пяскула, ну, конечно, знаем, слыхали о таком, ментом был, ЗИЛок водил… Меня забила мелкая дрожь, кругом смотрели Лигу чемпионов, пили пиво и болтали, я притворился, что увлеченно смотрю, болею, переживаю, пью пиво, а сам слушал, да так, что ничего не видел и не слышал, кроме разговора за тем столиком по соседству… Так вот, кретин продолжал, хихикая, металла было много, мужик увел целый кузов, блин, долларов на триста – четыреста, я, конечно, не дурак такое отдавать… Ну, ну… Он был не дурак, этот идиот, на что же он сподобился, интересно? Он нашел дружка, который владел боевыми искусствами, высокий, под два метра, чем-то похожий на Шпалу, они сели в «Вольво» этого бугая и поехали искать в Пяскула шофера, и очень скоро нашли ЗИЛ, машина стояла у отца прямо во дворе, или на дороге возле дома, или чуть дальше у березы… коротко говоря, издалека видно… Они постучали, открыл мой отец, они: твой ЗИЛок там стоит? Ну, мой. Что надо-то? А вот ты металл с завода увозил… Что, какой металл? Кончай придуриваться, где деньги? Он: ничего не знаю. Бугай только рукой махнул, складуха вылетела, дубиночка знатная, отведать хочешь? Мой отец ему: пошел ты! Тот его палкой. Пьянь за столом аж взмок и пыхтел: ой, что тут было, смертным боем лупил того мужика мой приятель, он же в десанте служил, дубинка тонкая, но крепкая, сталь, а тому хоть ты тресни, уходит, удары блокирует, получает по башке, но терпит, а потом как заорал своей бабе: неси ружье, сейчас постреляю гадов! Мы прыгнули в машину и жару оттуда, ничего не получили, ни кроны!

Я еле удержался, чтобы не ухмыльнуться, я сидел и ликовал: кретины, придурки, идиоты… А эта пьянь сидел и твердил, что бугай ему за рулем жаловался: ты что, у таких мужиков денег не выбить… такой крепкий мужик насмерть стоять будет… Это он про моего отца, когда тот был уже на закате, спившийся, больной, одной ногой под той яблонькой, где его нашли… встретились бы вы с ним раньше, он бы из вас отбивную сделал.

Последний раз он к нам пришел в 1993 году. Я не хотел его впускать, меня уговорили менты, которых вызвали соседи, когда он начал ломать дверь. Свое последнее утро с нами он провел совершенно бездарно: проспавшись, он дурил и плел всякую чушь, расклеился, кашлял, сморкался, плакал, был жалким, у него было жуткое похмелье. Мы не стали выслушивать его жалобы, не проявили чуткости, я не сбегал для него за пивком, мать холодно ему сказала, чтобы к нашему возвращению его не было, и мы ушли, а когда вернулись, нашли на кухонном столе ключ от английского замка поверх большого листа желтой бумаги с коротким укоризненным посланием:

я думал, вы люди, а вы боги

IX. Казимир уехал в Сенегал