ТЕАТР В КВАДРАТЕ ОБСТРЕЛА

И когда в репродукторах звучали симфонии или оперы, инструментальная музыка или песни советских композиторов, которые порой рождались тут же в радиостудии, на адрес Дома радио шли и шли письма. «Много мы прослушали Ваших песен по радио, на фронте без песен нельзя, – писали красноармейцы Ивану Алексеевичу Нечаеву. – В данный момент у нас нет возможности слушать Вас по радио, и поэтому мы, фронтовики, просим прислать нам текст некоторых песен. Мы уверены, что Ваши песни вселят новые чувства и энтузиазм для окончательного разгрома ненавистного врага». Нечаев отсылал свои песни на фронт. А на радио шли новые письма. «Уважаемая Софья Петровна, – обращался командир к С. П. Преображенской. – Я ленинградец, часто слушал Вас в Театре имени Кирова и всегда восхищался Вашим голосом. Вот и сегодня, находясь далеко-далеко, я с большой радостью снова услышал Вас. Как замечательно звучит голос, сколько в нем тепла и красоты! Благодарю Вас за исполнение по радио романсов Чайковского «Средь мрачных дней», «Ночь», неизгладимое впечатление осталось от «Гадания Марфы» и «Песни цыганки» Верстовского. Как приятно, будучи на фронте, слушать хотя бы по радио голос изумительной певицы. Недалек тот час, когда мы разгромим гитлеровских мерзавцев и вернемся в свой любимый город, и тогда снова будем иметь возможность посещать наши замечательные театры, слушать и видеть наших любимых артистов. Желаю Вам творческих успехов…»

А в это время, когда писалось это письмо, Софья Петровна Преображенская, пришедшая на очередной радиоконцерт, стояла у микрофона, пела и думала о том, как бы не закашляться: где-то близко ударил снаряд и студию заволокло густым дымом – он проникал во все щели здания, щекотал нос и горло.

Когда началось освобождение наших городов и война вступила в свою решающую, победную фазу, в Ленинградском радиокомитете стали рождаться песни, становившиеся своеобразной музыкальной иллюстрацией только что одержанных побед. Песни писались композитором Юрием Левитиным сразу же после очередного сообщения Советского Информбюро и тут же исполнялись Ефремом Флаксом.

А 10 января сорок третьего года, за неделю до прорыва блокады, у ленинградского микрофона выступила с фронтовым творческим отчетом Клавдия Шульженко.

Клавдия Ивановна Шульженко надолго заняла на эстраде королевский трон. А высшая власть королевы – власть над сердцами – окончательно утвердилась в годы ленинградской блокады. Тогда-то артистка и стала легендарной Клавдией Шульженко и тогда же, подобно мхатовской чайке, навсегда взлетел на занавес маленького театра артистки «Синий платочек».

Духовное сопротивление ленинградцев немыслимо без песен Шульженко, как и без музыки Шостаковича, стихов Берггольц, блокадной музыкальной комедии. Эстрада – самое массовое, самое доходчивое и самое любимое миллионами людей искусство – приобрела мастера, способного влиять на состояние человеческого духа, изменять настроение, укреплять решимость.

…Весной 1976 года в Колонном зале Дома Союзов шел торжественный концерт, посвященный семидесятилетию артистки. Концерт транслировался по телевидению на всю страну. Перед миллионами людей снова разворачивался творческий и гражданский отчет большого художника, кумира не одного поколения слушателей. И у многих стояли на глазах слезы.

В зале сидели разные люди, разные по возрасту, разные по судьбе. Сидели пожилые бывшие солдаты и бывшие генералы, вспоминая фронтовые встречи с артисткой.

И вдруг на сцену Колонного зала поднялся молодой солдат. Он подошел к артистке и, протягивая Клавдии Ивановне цветы, опустился на одно колено. Не знаю, успел ли кто-нибудь из фотографов запечатлеть это событие. Жаль, если нет. Такой снимок без слов рассказал бы многим поколениям любителей эстрады, что такое сила настоящего художника.

Можно было бы поговорить о том, как снова спела тогда Клавдия Ивановна свой «Синий платочек». Можно рассказать о замечательных «Трех вальсах», ее коронном номере, трехминутном романе о человеческой жизни. Но к чему все это? Молодой солдат вышел на сцену и встал на колено перед артисткой иного, совсем иного поколения, расцвет которого он не застал. И этот поклон телевидение показало всем.

«Говорит Ленинград! Слушайте передачу «Театр у микрофона».

Перед войной ленинградцы – любители театра ждали этих слов с нетерпением. В дни блокады «Театр у микрофона» переживал трудное время. Казалось, что старые спектакли неуместны, а современный, военный материал приобретал в эфире форму очерка, корреспонденции, рассказа; превращать его в пьесу зачастую просто недоставало времени. Драматургии о войне еще не существовало. Летом и осенью сорок первого года у микрофона ставились небольшие сцены Е. Шварца и И. Меттера: оперативно отражать события дня могла пока лишь драматургия малых форм.