Театральная история

— Иосиф хочет все разрушить. Он хочет сам — поверьте, я это ясно слышал, хоть он и молчал, — он хочет сам руководить театром!

Александр улыбнулся. Эта новость была из разряда фантастических. “Да, — подумал он, — вот и господина Ганеля наш театр с ума свел. Воображение убивает один разум за другим”.

— Господин Ганель, вы меня простите, но теории заговора — это же пошло…

Карлик покраснел от гнева. Александр предпочел этого не заметить:

— Как Иосиф может справиться с Сильвестром?

— Я вам говорю точно! — нервно подергивая головой, уверял он Александра. — Он всех нас уничтожит! Всех! Надо срочно рассказать Сильвестру Андреевичу!

“Вот же нелепый какой человек! — подумал Александр, — ведь он, дурашка, и правда пойдет к Сильвестру со своей магией”.

Господин Ганель вдруг вцепился в руку Александра так крепко, что тот вскрикнул.

— Ага! Вот так же он меня за руку взял, и я в одну секунду планы его узнал! Вот сейчас вы думаете, что я нелеп, да? Все! Считайте, я вам ничего не говорил! Можете спокойно погибать!

Господин Ганель злобными шажками удалялся по коридору.

— Постойте! — крикнул ему вслед Александр. — Как же вы об этом скажете? Сильвестр вас на смех поднимет!

Господин Ганель остановился:

— Чтобы он меня “не поднял на смех”, — противным голосом передразнил он Александра, — со мной должны пойти вы и доказать, что мои способности — не блеф.

— Надо все обдумать, господин Ганель.

— Чего тут думать! — Карлик в ярости топнул левой ногой. Поморщился от боли — он явно не рассчитал силу удара. Тем не менее он столь же яростно топнул правой ногой — с такой страстью, словно после этого удара должна разверзнуться земля. Александр не вынес этого зрелища и засмеялся. Услышав оскорбительный смех, карлик побагровел от гнева и удалился уже окончательно.

Александр вернулся в свою гримерку. Ему было неловко, что он обидел господина Ганеля, но его просьбу он выполнять не собирался. “Донос телепата — что-то новенькое. Я прочел мысли Иосифа, он подлец, прогоните его…”

Александр подошел к окну и стер рукавом влагу со стекла. Улица позвала его, и он ощутил, как устал за этот день. “В театре бог знает что творится, Ганель куда-то тащит, дружба Сергея как минное поле. Устал я”.

Он вдруг захотел исчезнуть из пространства, где его разрывают противоречивыми требованиями. Пора было идти домой, идти к Наташе.

Но Александр все смотрел на укрывающуюся снегом улицу.

Твой кофе омерзителен

А Иосиф тем временем восседал за компьютером. Готовился писать. Как всегда, когда тема казалась ему важной, он, не желая того, становился важным сам. Глаза смотрели в монитор, излучая мысль чрезвычайной глубины. Лоб хмурился так сильно, словно едва сдерживал напор идей.

Он сделал над клавиатурой несколько пассов, отчего стал похож на пианиста, который разминает руки перед игрой. И вдруг ринулся на клавиши.

“Глубокоуважаемый Ипполит Карлович! Я бы не решился Вас побеспокоить, если бы не чрезвычайные обстоятельства”.

“Нет, что-то не то”, — Иосиф откинулся в кресле. Он внезапно застеснялся того, что собирался сделать. Повернулся к компьютеру вполоборота, покосился на текст одним глазом и напечатал одним пальцем: “У меня информация, скрывать которую я считаю низостью”.

Подумал: “Что-то от девятнадцатого века в этой фразе… Да ладно. Нормально”. И застучал по клавишам одним пальцем, все еще продолжая немного стесняться того, что писал: “Режиссер Сильвестр Андреев за время вашего отсутствия довел вверенный ему государством, Богом и Вами театр до полного морального разложения”.

Иосиф снова остановился и с недовольством, все еще сидя вполоборота к компьютеру, перечитал текст. “Нет, — думал он, — по интонации получается, будто я иронизирую. Что вообще со мной такое? Почему текст не задается? Такой важный текст? Ну да, мне симпатичен Сильвестр. Я вообще люблю людей талантливых. Но как же я могу молчать? Да, вообще-то очень просто могу и молчать… — Иосиф загрустил. — То есть буду тихо ждать, когда явится Ипполит Карлович, возьмет всю эту шушеру за хвост и выбросит из театра на улицу?

А если я сообщу о беспределе, тут и откроется для меня перспектива. Нет, прости, Силя, я потом тебе много добра сделаю, а сейчас настал час предательства. — Иосиф тихо засмеялся. — Ну и фразочки в моей голове бродят! Что вообще со мной такое? Мысли какие-то инвалидные…”

Он встал из-за стола, выглянул в окно. Машина Сильвестра еще не вернулась. “Значит, он, бедненький, до сих пор у Ипполита Карловича. Свое право на сцене куролесить отвоевывает, — с нежностью подумал Иосиф. — А я тут сижу, донос на него пишу. Одним пальцем, как бы не весь в этой подлости

участвуя… — Иосиф ухмыльнулся. — А что? Я в этом деле не весь! И поступаю я как христианин. Моя левая рука не ведает, что делает правая. Сколько же раз вот так вот, выполняя завет их Бога, я падал жертвой их неприязни?”

Иосиф забарабанил пальцами по подоконнику. На душе было неспокойно.

Тогда он решил продолжить игру, которую начал, стыдливо печатая текст одним пальцем.