Сильвестр надеялся, что успеет создать крамольный спектакль и выпустить премьеру до приезда спонсора театра. А если Ипполит Карлович приехал — ему наверняка донесут, что в театре, который он осыпает деньгами, репетируют спектакль морально сомнительный. Неприемлемый для Ипполита Карловича, несколько лет назад скоропостижно впавшего в православие.
Сильвестр знал, что меценату так или иначе донесут о крамольном спектакле. Но меценату, находящему в Лондоне и далеко не каждый день интересующемуся опекаемым театром, было гораздо легче морочить голову. С его появлением в Москве эта счастливая возможность исчезла.
Сильвестр сел в кресло: нужно успокоиться. Перетасовав в уме варианты, он принял решение: «Поехать к Ипполиту Карловичу. Опередить доброжелателей».
— Света, отмени репетицию! — сказал он и медленно, властно встал с кресла. Совсем не так, как вскочил с него пять минут назад, растерянный и взволнованный. — Я поеду к нему.
— Без звонка? — ужаснулась Светлана.
— По пути решу. Может, и предупрежу, а может, и нет. Если позвонить, он может перенести встречу. А если явлюсь внезапно — я уже гость. Незваный, но все-таки гость… — Сильвестр снова задумался и решил окончательно. — Нет, не звони ему. — Он подмигнул Светлане. — Сделаем старику сюрприз.
— Да не такой уж он и старик. — Светлана чувствовала, что игривый настрой режиссера, которым он побеждал свое волнение, положительно влияет и на нее. Когда Сильвестр начинал действовать, в нее вселялась непоколебимая уверенность, что все будет хорошо.
— Не такой уж старик? — насмешливо переспросил Сильвестр. — Светочка, с его деньгами и я бы выглядел на сорок семь лет моложе.
Светлана хотела спросить — почему именно на сорок семь? Но не стала отвлекать режиссера праздными вопросами и с подчеркнутой учтивостью вышла из кабинета. Тут же звонком предупредила шофера, что Сильвестр срочно должен уехать.
Через три минуты режиссер быстрым шагом вышел из театра и сел в машину. Она тронулась, едва Сильвестр захлопнул дверь.
Поскольку слух о приезде Ипполита Карловича уже просочился в театр, самые прозорливые актеры связали с этим внезапный отъезд режиссера, и коллективное воображение приступило к работе.
Актеры слонялись по театру, переходили из одной гримерной в другую, заходили в буфет, подбадривали воображение водочкой, собирались стайками за кулисами, и снова рассеивались по гримерным. Загадочный полушепот раздавался отовсюду. Артисты, причисляющие себя к особо осведомленным, говорили с интонацией людей, посвященных в государственные тайны. Голос повышал только Семен Балабанов: «Что же будет теперь, люди?» — грохотал он. Его просили сделать звук потише, он выполнял просьбу, но уже через пару минут разражался новыми восклицаниями.
Уехал Сильвестр в одиннадцать утра, а в три уже все знали как было дело. Утром наш позвонил Ипполиту Карловичу, а тот в страшном гневе: «Срочно приезжай! Не медли ни секунды!»
В пять часов сплетня прибрела более угрожающие формы. Звонил уже не Сильвестр, а разгневанный Ипполит Карлович. «Позвонил Ипполит нашему прямо на мобильный. Трубка от крика чуть не лопнула! „Что ты творишь, падло! Срочно ко мне!“»
Сплетня восьми часов: «В три часа ночи Ипполит Карлович разбудил Сильвестра. Зарычал в трубку, как леопард, нет, как самка леопарда, а они страшнее: „Я завтра же позвоню министру, и тебя мигом уволят! Падло!“ Но только никому об этом!» — и артисты прикладывали пальцы к губам: «Тссс…»
И, наконец, в девять часов вечера родилась последняя сплетня.
Старичок-актер, уже лет двадцать появлявшийся на сцене только в ролях старых, преданных своим господам, слуг, слегка пришепетывая и неустанно поправляя правой рукой остатки седых волос, поведал собравшимся: «Утром в театр приехала машина. Вышли люди — штатские, но по лицам было видно, из какой они организации. Сильвестр это почувствовал, схватился за сердце». Старый актер, закатив глаза, показал, как Сильвестр схватился за левую грудь.
В группе актеров кто-то хохотнул, что совершенно не смутило оратора.
— Люди штатские, но мы-то знаем, из какой они организации, говорят: «Поздно за сердце хвататься, Сильвестр Андреевич. Вы арестованы» — «За что?» — побледнел Сильвестр и стал хватать ртом воздух, как рыба на берегу.
Старый актер изобразил рыбу, выброшенную на берег: дико выпучил глаза и стал беспомощно открывать и закрывать рот. Хохот усилился, и снова не произвел в старике никакого смущения. Он продолжал: