Жена проснулась. Вяло повернула к нему голову. Сергей почувствовал сладкий женский сонный запах. Супруга нехотя глянула из-под полуприкрытых век, и, так и не сумев ничего сказать, снова заснула.
Вопль-пожелание «доброго утра» и запах жены слегка притупили страх Сергея. Он провел языком по небу, по зубам, по губам — конечно же никакой земли. Рот пуст, готов к приему пищи, произнесению монологов, поцелуям — на сцене и вне сцены.
И через полчаса Сергей заснул, любимый всеми, окруженный обожанием и почтением. Невидимая публика снова была рядом, снова восхищена.
Сергей стоял в рясе посередине церкви, перед ним пал на колени Александр. Отец Сергий Преображенский благословлял раба Божьего Александра: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа изгоняю из тебя Джульетту и загоняю в тебя Тибальта». Сергей Преображенский улыбался во сне.
Жена проснулась в восемь утра. Долго смотрела на спокойное лицо Сергея. Дыхание ровное. Улыбка. Где бы он сейчас ни был, ему хорошо.
Рано утром Саша позвонил Преображенскому.
— Сережа, приветствую.
— И я тебя.
— Паршиво на душе. Очень.
— Та же история.
— Как борешься?
— Иду в церковь.
Пауза. Такого ответа Александр не ожидал.
— Помогает?
— Мне — да.
— Можно с тобой?
Пауза. Такого вопроса Сергей не ожидал. Ходить в церковь парами ему еще не приходилось. Предложение Александра показалось Преображенскому признаком дурновкусия. Все-таки не в кабак собрался. Но он решил не спорить. Что ему, ввязываться в долгие разъяснения — мол, поход в церковь дело глубоко интимное? И обидеть Сашу, которому плохо? Лучше отделаться согласием. Сергей давно понял — и согласием, и добротой, и даже любовью — можно отделываться. Ставить точку и идти, куда хочется, покинув обласканного там, где тебе заблагорассудится. «Когда придем, я отойду в другой конец храма. Оставлю Сашу наедине с Богом и прихожанами». И он ответил добродушно:
— Конечно, пойдем вместе.
Александра смутила пауза, но он с благодарностью принял согласие Сергея и стал собираться.
Отец Никодим, Сильвестр со своей боевой группой и Сергей с Александром шли разными путями. Но цель у них их была одна — храм Николы Мученика. На подходе к храму Сильвестр спросил у господина Ганеля:
— Ты не забыл фейерверк? — Карлик кивнул. — Значит, когда я начну аплодировать, ты, Иосиф, вручишь грамоту о присвоении отцу Никодиму звания лучшего артиста Москвы, да? — Иосиф сначала помотал головой вниз-вверх, потом вправо-влево, но на это ни Сильвестр, ни господин Ганель не обратили внимания. — И как только грамота и заявление о поступлении в нашу труппу будут вручены, ты, Ганель, запускай фейерверк. Да так, чтобы все это восприняли как чудо, а не как кощунство. Понял задачу?
Господин Ганель кивнул. Сильвестр помрачнел. Остановил шаг.
— Не нравится. Хило. Вяло. Глупо… — Он задумался. — Давайте просто войдем в дом Божий и посмотрим на игру выдающегося артиста больших и малых храмов. Нет? Настаиваете на атаке? Я вас понимаю.
Хотя ни Иосиф, ни Ганель ни на чем не настаивали, уважение в голосе Сильвестра пленило обоих. И они синхронно насупились — конечно, настаиваем.
— Но смысл же не в том, чтобы похулиганить в святом месте. Так мы просто сорвем мессу, и все. — Сильвестр снова задумался. — Что мы должны сделать, чтобы придать нашей атаке смысл больший, чем хулиганство?
Господин Ганель и Иосиф молчали.
Зря я вчера понадеялся на вдохновение… — пожалел Сильвестр. Он никогда до мелочей не планировал мизансцены спектакля, говорил, что «это как планировать секс. Все равно все будет не так, как ты рассчитал, да еще и не с тем, на кого рассчитывал». И всегда в репетициях (про секс неизвестно) вдохновение к нему приходило. Сейчас он чувствовал, что пуст. «Как красиво и дерзко звучало про театральную атаку, а на деле — какой-то балаган… Дешевый. Неизобретательный, — с досадой думал Сильвестр. — Похоже, меня пленила авантюрность замысла. И размах возможностей. А низкого качества самой авантюры я не заметил…»
Храм неотвратимо приближался.
Сильвестр еще раз проанализировал свой план и дал ему беспощадную окончательную оценку: дерьмо. Но, как всегда, видя, что актеры нуждаются в его твердости, Сильвестр начинал чувствовать, что твердости у него в избытке.
— Вы меня поняли? — Две головы кивнули в ответ. — А что именно поняли? — Две головы растерялись. — Главное, не начинайте без моего сигнала. А сигнал — аплодисменты.
И подумал: «Если ситуация сама не спровоцирует мою фантазию, значит, этой ситуации моя фантазия не нужна. Тогда просто уйдем. Потом сочиню причину. Уж на это у меня воображения хватит». И он раздраженно и громко спросил (и повышением децибелов вогнал в страх Иосифа и заставил беспокоиться господина Ганеля: карлик впервые почувствовал, что Сильвестр колеблется):
— Помните диспозицию? Ганель у распятия, Иосиф под иконой всех святых. Ну, с Богом.