Театральная история

— Ты прав! Не о таком театре он мечтал. Я знаю, как защищаться, но сейчас не в этом, не в этом сейчас дело… — Сильвестр снова разгорячился. — Я чувствую призыв других пространств. Я хочу играть спектакли в каменоломнях, в детских домах, в нотариальных конторах, в зоопарках и тюрьмах…

Я чувствую призыв другого зрителя. Я хочу играть перед преступниками, деревенскими старухами, глухонемыми, умалишенными — и каждый, каждый раз искать с ними общую территорию, общий язык, общую энергию и общие чувства. Вот — задача! Моя и Питера!

— Какого Питера? — не без тревоги спросил директор театра. Но Сильвестр не ответил ему. Он мечтал.

— Вот задача ближайших лет! А потом, обогащенный и освобожденный, я вернусь в обычный театр, и все увидят такое, что раньше и представить не могли.

Сильвестр остановился. Посмотрел на кресло, подумал — не сесть ли? — но решил продолжить мечтать стоя.

— Что должно произойти завтра в церкви? Помимо того, что отец Никодим поймет наконец, в чем его истинное призвание? Мы должны будем найти контакт с теми, кто, скорее всего, театр презирает. Найти общую территорию с теми, кто боится даже думать о чем-то общем с такими, как мы. Вот задача — конкретная артистическая задача завтрашнего дня. Она стоит только перед господином Ганелем и отчасти передо мною. Для вас, господа теоретики и директора, нет в этом пользы. А я завтра многое пойму. О театре! По реакции прихожан, по тишине, которую создаст их страх и трепет. По первым робким крикам протеста. По сгущению в воздухе самых разных эмоций. Я пойму то, чего не понял бы, здесь, в театре.

— Сильвестр Андреевич, а спектакль? — осторожно спросил директор. — «Ромео и Джульетта», я имею в виду. Премьера так скоро… Или не скоро?

— Скоро, Семен, скоро. Сроков я не нарушу. Я выпущу его! А то, что случится завтра — только начало. Я вам обещаю тотальное наступление, повсеместные театрально-военные действия.

Вся жизнь господина Ганеля в театре летела в пропасть. И у него захватывало дух от этого полета. Он был готов идти за Сильвестром куда угодно, но понимал — такой жертвы не потребуется. Когда режиссер выиграет все раунды затеянной им битвы со священником и недоолигархом, он уйдет. И не позовет с собой его, господина Ганеля. «Он пойдет своей сверхчеловеческой дорогой, а мне останется только вспоминать о неделях, которые мы провели вместе», — думал карлик.

Вдруг Андреев заключил Иосифа в объятья и завопил:

— Прими мой трон! — Он указал короткопалой рукой на свое кресло. — Прими и царствуй! Все клятву верности тебе дадут! Мы все! Актеры и гримеры — поклонимся тебе в одном порыве! Я так решил! Владей моей империей, Иосиф!

Объятый Сильвестром толстяк беспомощно выглядывал у него из подмышки и взглядом умолял господина Ганеля ему помочь. Сильвестр расковал объятия и оглядел растерянного и снова пристыженного Иосифа.

— Вот ты в шоке, и мне так нравится твой шок. Ты испытываешь эмоции, которые никогда бы не испытал, не устрой я это представление. Почему же мы, актеры и режиссеры, так робки! Жизнь ждет от нас совсем другого… Друзья мои, мы слишком долго робели. Зачем нам таланты? Мы живем так, что сам Бог — Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, многие бы добавили, Бог отца Никодима, но я категорически против такой добавки, — так вот, сам Бог со скукой взирает на нас. Наше самое страшное прегрешение — мы нагоняем сон на Бога… Итак. Служба в девять. Иосиф, ты с нами? Что молчишь?

— Я с вами! — воинственно ответил Иосиф.

— Браво! Перед входом в церковь я тебе скажу, что ты должен делать.

А если скажу сейчас, ты испугаешься… О, да ты уже испугался! Хорошо, завтра я дам тебе самое легкое задание. Ну, вам пора, — сказал Сильвестр и сел в кресло. Он устал излагать свои идеи, а ничто другое сейчас для него интереса не представляло.

Семен и господин Ганель попрощались с режиссером без слов — каждому он пожал руки. И они ушли один за другим, мягко придерживая дверь в черной обивке. Иосиф же продолжал сидеть, не решаясь подойти к Сильвестру и протянуть ему руку. И не решался уйти, не подав ему руки. Заметив его замешательство, режиссер подошел к нему сам, схватил за пухлые кисти, потряс их, отлепил Иосифа от стула и мягко выставил из кабинета.

Иосиф ехал в лифте, с радостью и страхом понимая, что Сильвестру магическим образом удалось втянуть его в новую авантюру. Или снова стукнуть? Но разве не показали ему отец Никодим и Ипполит Карлович, как они относятся к его искренним порывам? Разве недоолигарх не назвал его Иудой? И разве не молчал при этом отец Никодим? Лифт остановился на первом этаже и медленно раскрылся. Свет в коридоре уже был погашен. Иосиф вышел, лифт захлопнул двери, и все погрузилось во тьму. Нащупывая рукой настенный выключатель, он подумал: «Если и можно кому-то верить, то только Сильвестру».

Растут габариты гробов и могил

Во время ужина Сергей Преображенский предвкушал еще одно удовольствие — посещение своего недавно созданного сайта. Этому занятию он отдавал все последние вечера.