Театральная история

И все артисты — а главное, сам Сильвестр — обходили Иосифа стороной. Он поначалу радовался, что прощен, но вскоре понял, какое коварство заключалось в этом прощении. Сильвестр знал, что Иосиф не в силах будет сам принять решение уйти из театра. И посадил его в этот кабинет. В театре Иосифа стали презирать без всякого стеснения и меры. Труппа разделилась на тех, кто перестал его замечать и тех, кто потехи ради, походя, над ним измывался. Сильвестр все правильно рассчитал.

Толстое лицо Иосифа за время передряг даже несколько осунулось, стало не столь блиноподобным. Пригорюнясь, он стал рассматривать потолок.

И вдруг вскочил. «Я пойду к нему! — подумал он почему-то с гордостью. — Я или уволюсь, или снова приближусь к нему, снова! Или и то и другое сразу…» И он пошел туда, откуда раздавался этот манящий, этот оскорбительный смех.

Он шел по коридору быстро — решимость, стремительно постепенно покидавшая его душу, все еще пребывала в теле. Сциллы Харибдовны в приемной не было. «Наверное, отлучилась ненадолго», — подумал Иосиф и почувствовал оставленный ею отчетливый, терпкий запах ревности. Она тоже страдала от сближения Сильвестра с Ганелем. Или Иосифу так только показалось? Едва дыша и еле слышно ступая, он подошел к двери вплотную. Занес толстенький кулачок, чтобы постучать, но неожиданно для себя припал к двери ухом.

— А теперь узнай про мою новую идею, — заговорил Сильвестр. — Я так давно хотел прийти к отцу Никодиму, когда он проповедует! Мы пойдем как на урок актерского мастерства! Я тебя уверяю, любому артисту есть чему поучиться у отца Никодима. Одареннейший тип! Вот мы сначала поучимся, а потом учителя нашего осрамим. Для начала — легонько. Не будем же мы сразу все обрушивать. С одной души нельзя столько требовать.

Иосиф расслышал лишь «поучиться у отца» и «осрамим». Ему стало неловко.

— Когда директор-то придет? — снова дверь допустила до ушей Иосифа голос Сильвестра. — Уже семь минут ждем.

На этих словах в приемной появился директор театра — симпатичный и ушлый Семен Борисов. Узенькими серыми глазками он впился в толстую фигуру у черной режиссерской двери, мгновенно оценил ситуацию и глянул так, что Иосиф понял, что в очередной раз погиб. «Да сколько же можно погибать-то?» — вместе со страхом он почувствовал досаду.

— Добрый вечер, — ласково обратился к нему Семен. — Уже так поздно, а вы все трудитесь.

Для того чтобы ирония была несомненной, Семен указал на дверь. — Я… Я… Пытаюсь понять, что происходит с нами, — и, понизив голос до шепота, Иосиф спросил директора. — Знаете, что мне только что стало известно?

Борисов сделал решительный жест рукой, обозначающий «не знаю и знать не желаю!». Иосиф окончательно сник.

Директор осведомился подчеркнуто официальным тоном:

— А когда я войду в кабинет Сильвестра Андреевича, вы тоже будете пытаться понять, что с нами происходит?

Иосиф глубоко вздохнул. И вдруг сверкнул глазами: его лицо снова осветилось решимостью. Резко открыл дверь кабинета. Струя воздуха ударила ему в лицо, но пыла не охладила. Кабинетный диалог прервался. Господин Ганель выразил крайнюю степень удивления и даже брезгливости. Сильвестр же посмотрел на вошедшего приветливо. И без тени изумления, словно ждал.

— Я подслушивал! — торжественно объявил Иосиф. Как будто это было не признание в подлости, а оглашение приказа о присуждении всем присутствующим награды.

Сильвестр захохотал.

— Садись! — весело приказал режиссер. — А что же ты еще в театре мог делать? Только подслушивать. Что ты еще умеешь? Не раздувай губы, тебе не идет. Пусть хоть что-то в тебе будет тонким. Садись.

Иосиф с неуместным достоинством сел.

— Снова в эпистолярном жанре упражняться будешь? Давно святейший твоих посланий не получал? Не скучно тебе так жить, друг?

— Я вовек… Нет, я не вовек… — забормотал Иосиф. Оттого, что Сильвестр, долго и мучительно с ним не разговаривавший, сначала так легко оскорбил его, и сразу, с такой же легкостью, назвал другом, у Иосифа все поплыло перед глазами.

— Садись тоже, — обратился режиссер к директору, как показалось Иосифу, с гораздо большим уважением, чем к нему. Семен сел от Иосифа подчеркнуто далеко.

— Семен, ты принес договор? — спросил Сильвестр.

— Обязательно, — ответил тот и протянул режиссеру белую бумагу с коротким текстом и тремя печатями. Семен взглядом указал на Иосифа: «не опасен ли?», Сильвестр взглядом же ответил: «нисколько, пусть все знает», взял бумагу и прочел, смачно окая:

— «Я, отец Никодим Введенский, прошу принять меня в театр на должность артиста с окладом согласно штатному расписанию»… Семен, я же просил написать «ведущего артиста»… Обидим батюшку. Он к нам на таких условиях не придет.

Иосиф сквозь туман внезапных слез глядел на директора и режиссера, глядел на договор, ничего не понимал, и уже понять не пытался.

— Под вашу… — начал Семен и намеренно сделал паузу.

— Под мою ответственность… — закончил фразу Сильвестр.