Театральная площадь

– Да ладно! Леонтьич его отобьет… – Петрович бросил быстрый взгляд на Юру и решился. – Слушай, а ты сам-то что думаешь? Раз имеешь представление о балетных и даже в их дом хаживал…

– Да какое там представление – так, слышал что-то краем уха, – пожал плечами Казачинский. – Девушка у меня была из хора, а они в опере поют… Встречались, то-се, но не заладилось. Соседка ее из балета забегала иногда в комнату, сплетнями делилась. Ты об Ирине Седовой слышал?

– О ней даже я слышал, – встрял Антон.

– Ну вот, она несколько месяцев назад ногу подвернула. Все надеялись, что теперь-то она танцевать не сможет, как прежде, и ее кто-то заменит. Только она вылечилась и танцует, как прежде. – Казачинский поморщился. – Знаешь, у них очень странный мир. Если кто-то травму получает, другие прежде всего думают, а не поможет ли это лично им продвинуться. Но вот то, что Ваня рассказал…

– Да? – насторожился Петрович.

– Оглушили и задушили – это же чистая уголовщина, вот я о чем. Там не так счеты сводят. Совсем не так.

– А как? – спросил Антон.

– Как? Ну… Кучкуются, чтобы выжить неугодного. Не пускают танцевать ведущие партии. У них же век короткий – если ты до тридцати не вышел на главные роли, то ничего уже не добьешься. Там вообще много всего, – добавил Казачинский. – Соседка Милы такое рассказывала…

– А, значит, твою девушку Милой зовут?

– Мы расстались, я же говорил. Да какая разница…

Пока опера обсуждали в кабинете Опалина ловушки балетного мира, сам Иван Опалин поднялся на верхний этаж знаменитого здания на Петровке и был принят начальником, Николаем Леонтьевичем Твердовским.

– Что это за история с трупом у Большого? – спросил тот без всяких околичностей.

Он сидел за столом, сцепив пальцы, и своей грузноватой широкоплечей фигурой заполнял все кресло. На стене над его головой висел портрет Сталина.

Иван в очередной раз рассказал, как все было, опустив только некоторые несущественные, по его мнению, детали – вроде бурной ссоры с Люсей по дороге домой. Его превращение из галантного поклонника в жесткого несговорчивого сыщика испугало девушку, и она без обиняков дала ему понять, что им лучше больше не встречаться.

– Мне тут цыдульку прислали, – брезгливо промолвил Николай Леонтьевич и двумя пальцами поднял со стола какую-то бумагу, отпечатанную на машинке и снабженную несколькими размашистыми подписями. – Тут все подано так, что ты, Ваня, был в стельку пьян и зря потревожил милиционера. И вообще так колотил кулаком в дверь театра, что милиционер этот заподозрил в тебе нездоровую склонность к дебоширству…

– Если труп в театральном костюме лежит возле театра, что я должен был подумать?! – не удержавшись, выпалил Иван.

– А труп ли? – прищурился Твердовский. – Ты же, Ваня, знаешь, артисты – тот еще народец… Непростой, словом, народ. Скажи мне, только честно: тебя не могли попросту разыграть?

– И странгуляционные борозды на шее подделали? – вопросом на вопрос сердито ответил Опалин. – Слушайте, он не дышал и уже окоченел! Я вам точно говорю: там был труп… И тот, кто убил его, вовсе не дурак.

– С чего это ты взял?

– Когда я вернулся, исчезло не только тело. Помните, я говорил вам, что зажигал спички, чтобы его разглядеть? Так вот, догоревшие спички, которые я бросал на землю, тоже пропали. Кто-то очень заботится о том, чтобы не оставить следов…

Николай Леонтьевич поскреб подбородок и тяжело задумался. Сталин со стены смотрел на молодого оперуполномоченного взглядом, лишенным всякой симпатии, словно желал сказать: «Ну и влипли же вы, товарищ Опалин…»

– На бумажку эту мы должны дать ответ, – негромко проговорил наконец Твердовский, буравя Ивана взглядом. – Но ты же знаешь, какая у нас волокита… Неделю, я думаю, займет. А может, даже больше…

– Да, Николай Леонтьевич, – пробормотал Опалин, чтобы хоть что-то сказать.

– Если все обстоит именно так, как ты говоришь, речь идет об убийстве. Но мало убить кого-то и спрятать труп, потому что всегда есть родственники, коллеги, близкие люди. Кто-то из них обязательно обратится в милицию. Я распоряжусь, чтобы тебе давали знать обо всех пропавших, которые связаны с Большим театром.

– А может быть…

Опалин хотел предложить сразу же начать поиски в театре, руководствуясь соображениями, которые высказал Казачинский. Но Николай Леонтьевич, должно быть, умел предвосхищать мысли своих подчиненных, потому что сразу же категорично ответил: «Нет».

– Не подходи к театру, пока мы не будем стоять на более-менее твердой почве. Это же Большой, – многозначительно промолвил Твердовский, подняв указательный палец. – Ты знаешь, какие люди там бывают? Туда правительство на спектакли ходит. И маршал Калиновский, и сам товарищ Сталин, и… словом, много кто. Нельзя, понимаешь, просто так вломиться в театр и начать всех допрашивать. Основания нужны. Веские…