Читаем Театральное эхо полностью

Быстрое созревание таланта Вампилову обеспечила его незамороченность догмами, прирожденное умение без посредников заглядывать в лицо жизни. «Порой казалось, – замечал Распутин, – что у него какой-то особый строй мышления, потому что он подходил к сути разговора с той стороны, о которой отчего-то все забывали, он не удлинял, а углублял и расширял разговор, делал его как бы многомерным». Вот эта непосредственность взгляда, дающая неожиданный результат, и сообщила дыхание жизни его пьесам. После Вампилова многие другие, притом известные сочинения стали казаться искусственными, излишне «театральными», ориентированными на внешность и подобие жизни, а не на саму жизнь.

Когда появился Вампилов, фаворитами в театральном репертуаре были Виктор Розов, Алексей Арбузов, и их успех был заслужен. Сами эти драматурги пришли в театр как рыцари сценической новизны, ломая устоявшиеся шаблоны. После пьес конца 40-х и начала 50-х годов, таких, как «Великая сила» Б. Ромашова или «Зеленая улица» А. Сурова, эти драматические писатели казались (и были) вестниками нового, свежего содержания, прикосновенного к знакомой (в особенности у Розова) жизни, и смелой (в особенности у Арбузова) театральной формы.

Драматургия Вампилова, возникшая на их плечах, была и к ним полемична, как полемично всякое чреватое новизной искусство. Правда «Утиной охоты» оказалась жестче, резче, неоспоримее добросердечного правдоподобия пьес «В добрый час!» или «В поисках радости». А Сибирь Вампилова, Сибирь таежного Чулимска куда несомненнее условной Сибири «Иркутской истории». Как бы через головы ближайших предшественников Вампилов оглядывался на далекие вершины – Гоголя, Чехова, Шекспира.

Конечно, в молодом авторе еще не перебродили и литературные влияния и иногда нагляден хвостик театральных воспоминаний и «цитат»: то вдруг, как в «Случае с метранпажем», Хлестаков аукнется, то Епиходов мелькает, а то пройдут отголоском и самые древние, еще от Плавта и Теренция, приемы комедии – «узнавание», любовь названого брата к сестре, как в пьесе «Старший сын». Для Вампилова еще не миновала пора учения. Но проходил он его на самом высоком уровне и как достойный ученик классиков, потому что в главном был нов и современен.

И если уж искать духовного родства Вампилову в литературной современности, то его скорее можно обнаружить не в драматических жанрах, а в прозе 60-х годов, в прозе Абрамова, Белова, Можаева, Трифонова, Распутина и некоторых других авторов, сформировавшихся в ту пору.

Но, разделив с современной прозой силу ее непосредственной правдивости, уровень реальности, в ней достигнутый, драматургия Вампилова осталась явлением ярко театральным.

4

Дар драматического писателя – из самых редких. Форма драмы ставит немало стеснительных условий. Надобен особый драматический слух, подобный музыкальному, и чутье, чтобы не просто переводить литературную речь в диалоги, но чтобы она лилась сверкающим, напористым потоком. Да еще – умение привести на сцену героя, столкнуть его с другими лицами и вовремя увести, чтобы актер не переминался праздно на подмостках, иначе заскучает зрительный зал. Важно и чувство сценического времени – искусство расположить пьесу с постепенным и неоспоримым нарастанием комизма или драматизма до фарсовой или трагедийной вершины. И мало ли еще условий, какие обязан принять в расчет драматург? Главное же, надо, чтобы пьеса дышала жизнью – подлинной, узнаваемой, а драматическое воображение автора открывало в узких границах одного театрального вечера новый характер, небанальный сюжет.

Все эти дары Талия и Мельпомена, выражаясь по-старинному, положили при рождении в колыбель Вампилову: он был драматическим писателем «милостью Божией». Маленькая пьеска «Двадцать минут с ангелом». А как точно нашел автор смешное и острое положение! Утреннее похмельное пробуждение в гостинице двух командированных он довел до трагикомедии: легко и естественно поднял нашу мысль от житейского анекдота к философскому раздумью и сюжет мастерски расположил: явил нечаянного благодетеля, создал парадоксальнейшую ситуацию, вывернул ее наизнанку и, казалось бы, все запутав, безупречно развязал узел. В изображении современных будней у Вампилова нет уступок неправде: так жили, говорили, пили, ели, ссорились, любили, сходились и расходились люди его времени. И если он описывает типовой дом с зелеными балконами в новом микрорайоне областного города или террасу чайной в таежном поселке, разговоры, перебранки, любовные объяснения – можно не сомневаться: так оно все и было. И людей он не приукрашивает: честные, добрые, лживые, темные, великодушные, завистливые, смелые, трусливые – какие есть. Вампилов – трезвый реалист, но не бытописатель. В его драматургии нет привкуса обыденности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное