Театральный бинокль

Сковать — это мы можем.

— Зачем вы преследуете свою дочь? — безнадежно спросил я. — Что она вам плохого сделала?

— Дело не во мне, — возразила тихо и серьезно Полина Ивановна. — Дело в том, что она — не наш человек. Скрытый враг, вот она кто, моя б ы в ш а я дочка… Я от нее отреклась… И не смотри на меня так! Зачем мне т а к а я дочь? А ведь ее недавно в партию приняли. Да разве можно таких, как она, — в партию принимать?

— Беспокойный вы человек, Полина Ивановна, — усмехнулся я. — Зачем портите себе старость? Жили бы тихо-спокойно…

— Тихо-спокойно?!.. — и она посмотрела на меня с изумлением и укоризной. — Аркаша, что ты такое говоришь? Чему ты меня учишь? Разве я тебя этому учила?! Тихой, спокойной жизни?.. И это ты, мой лучший ученик, моя бывшая гордость… я так верила в тебя когда-то! В кого ты превратился, Аркадий? В пошлого обывателя? Что с тобой сделалось? Посмотри на себя в зеркало — у тебя мертвые глаза!

— Успокойтесь, Полина Ивановна… пожалуйста, успокойтесь.

— Не хочу успокаиваться! — воскликнула она неожиданно звонко и встала с кровати, выпрямилась во весь рост, расправила старческие плечи. — Я всю жизнь боролась за справедливость! Всю жизнь! Я так хотела, чтоб мои ученики стали настоящими людьми… а собственную дочь воспитать не сумела. Если б ты знал, как мне сейчас тяжело, Аркаша… Мне жить иногда не хочется!

Главный врач позвонил по «борману», спросил: «Ну как?»

— Что — как?

— Видели бабушку?

— Видел.

— Какое впечатление?

— Сложное… Она, конечно, больная — скорее всего, параноидное развитие на фоне церебросклероза… Это все так, но…

— Но — что?

— Не хочется спешить, Антон Трофимыч… А может, через некоторое время бред дезактуализируется? Может, после выписки она перестанет писать свои жалобы?

— Ин-те-рес-но, — медленно произнес Антон Трофимыч. — Оч-чень интересно… Я все более убеждаюсь, Валентин Петрович, что вас устраивает жизнь в комнате гостиничного типа. Что ж… так и запишем.

— Да нет же, нет! — воскликнул я. — Просто хочется, чтобы все было чисто… понимаете? Она ведь впервые попала в такую больницу. Ну, должны же мы, хотя бы ради формальности, провести ей курс лечения?.. Ведь правда же, Антон Трофимыч?

— На это есть лечащий врач, — сказал он сухо. — Не слишком ли вас волнует судьба старушки? Вы что, ей родственник?

— Н-нет…

— Если уж вы такой чувствительный — можете стать ее опекуном, — ехидно посоветовал он и бросил трубку.

После обеда я отправился в официальные инстанции утрясать насчет квартиры. Сперва зашел в горздрав, к председателю жилищно-бытовой комиссии. Забрал там свою папочку с заявлением и прочими ранее сданными бумагами. Потом заскочил в исполком, там мне посоветовали взять отношение (или как оно там будет называться?) из ЖЭКа — для пущей верности. Я и направился в ЖЭК. Заметил, что иду очень быстро, почти бегу. Жара. Рубашка мокрая. Да-а… Вот я и завелся, теперь не остановишь. А что? Все правильно. Куй железо, пока горячо.

С этой беготней я даже упарился. Надо передохнуть. Выйдя на площадь, присел на скамейку, отдышался, закурил. Огляделся.

В центре площади уже был выстроен бревенчатый острог — вероятно, точно такой, каким был зачат наш Кырск четыреста лет назад. Стены, башни… даже ветряная мельница красовалась рядом с крепостным частоколом. Очень красиво.

Я остановился, чтобы получше разглядеть сооружение — и вдруг почувствовал, что на меня кто-то с м о т р и т. Быстро оглянулся — нет, никого. То есть, никого знакомого и никого смотрящих.

Странное ощущение не исчезало. Смотрит кто-то, — и все. Смотрит кто-то, не отрываясь. Еще раз огляделся — нет, даже милиционер, стоящий возле бревенчатой стены, смотрел мимо.

Провожаемый чьим-то невидимым и неведомым взглядом, я торопливо ушел с площади.

ЖЭК — жилищно-эксплуатационная контора. Добро пожаловать.

За последние два-три года все кырские учреждения обновили свои интерьеры. Раньше десятилетиями обходились всяким барахлом, а нынче куда ни зайди — стены обшиты полированным деревом, на полу ковровые дорожки, всякие там зеленые уголки с камешками и живой травой… Вот и здесь, в этом самом ЖЭКе, не хуже, чем у прочих.

А кабинет начальника ЖЭКа — образец современного делового стиля. Просто, удобно, красиво. И сам начальник, точнее, начальница — очень хорошо смотрится на этом фоне. Нинель Петровна. Очень приятно. Моложавая обаятельная женщина, седая прядь в пышных волосах (не парик, ни в коем случае), лет сорок, не больше, безупречные манеры — вежливость, такт, терпимость. Платье очень скромное, с белым воротничком, маникюр неяркий, ювелирных изделий почти не видно — одно лишь золотое колечко чуть мерцает на безымянном. Сразу видно — перспективная дама. Далеко пойдет. ЖЭК для нее — переходный этап. Слишком уж она элегантна для такой конторы.

— …а я только что говорила с Антон Трофимычем насчет вас! Очень приятно познакомиться. Пожалуйста, присаживайтесь. У-у… — вдруг застонала она, и прижала ладонь к правой щеке. — Ах, черт, опять заныло…

— Что такое? — и я привстал с кресла. — Зубы?