Театральный писатель

На этих мечтательных воспоминаниях матери на передний план плавно выводится девушка, медленным, изящным и очень красивым танцем подчеркивая красоту и призрачность воспоминаний о той утонченной жизни, в которой жила молоденькая Аманда. Дети танцующую девушку не видят, а мать в ней видит себя и воодушевляется:

— О, я знала искусство светского разговора… Должна сказать, что в наши дни девушки умели вести беседу… Да, и знали, как занять гостей. Тогда хорошенького личика и стройной фигурки было мало, хотя уж меня-то природа ничем не обделила. Находчивой надо было быть и острой на язык… Да, и все мои гости были джентльменами — все до единого! Среди них были самые знатные молодые плантаторы Дельты Миссисипи, плантаторы из рода в род…

Том уже вышел из разговора, он сидит на высокой стремянке, перелистывает свои же страницы и ведет себя так, будто вычитывает все действие, происходящее в комнате, из своей книги. На светлые и радостные воспоминания Аманды, воплощенные в танце девушки, контрапунктом накладываются звуки скрипки. Вторая девушка — скрипачка выводит смычком грустную мелодию, противопоставляя звук изображению и приводя сцену к новому смыслу.

Отрывок заканчивается и наступает черед Сергея. Сопровождающие взрывную Суламифь Давидовну притихли и с интересом ожидают реакции худрука. Деметра выдерживает паузу, Сергей присаживается на ступеньку стремянки, на которой сверху застыл актер, исполнитель Тома. Главные актрисы остаются за столом, а танцовщица с скрипачкой потихоньку уходят в тень.

— Послушай, Сергей, — неожиданно мягко начинает Деметра, — все это неплохо. Местами Аманда даже убедительна… Ну да, кушают условно. Допускаю. Тем более, и в пьесе так… Но знаешь, как-то все скучновато.

— Так тут зачем веселиться? Это тяжелая психологическая драма, — готовится к длительной осаде режиссер.

— Вот именно, «Тяжелая». — Слегка нажимает худрук. — А о зрителях ты подумал? Они что, своих драм не насмотрелись и идут к нам в театр из-за дефицита тяжелой жизни?

— Ну, знаете, Суламифь Давидовна, у нас все-таки драматический театр, а не Петросян-шоу.

— Я-то знаю. А ты вот не перегибай! Молод еще. Послушай лучше, поверь моему опыту. Вот смотри: у тебя откуда-то танцовщица объявилась с печальной скрипачкой — их у Теннесси я что-то не припомню. Но не в этом дело, можно и так решить. А дело в том что, как ты помнишь, автор нам показал Америку. Показал мечту, за которой погнался их папаша, улизнув из семьи. — Тут Деметра перевела дух и продолжила более спокойно. — Мечту, которой грезит и Том, просиживая ночи в кинотеатре.

Сергей от удивления не сразу находит слова. Он смотрит, как художественный руководитель с чувством исполненного долга расслаблено откидывается на спинку кресла, как реагирует её свита от одобрительного поддакивания до замирания в ожидании в какую именно форму выльется ответ посрамленного выскочки. Наконец, его прорывает:

— Да откуда вы это взяли?! Где вы это вычитали?

Деметра резко встает и прерывает бедного режиссера:

— Нет, вы видели?! — Находит взглядом инвестора. — А я ведь вам говорила, предупреждала…

Пока она сдирает со спинки кресла серую пуховую шаль и прилаживает её к пояснице, Сергей еще успевает выкрикнуть:

— По вашему они бегут к ДРУГОЙ, киношной жизни, к празднику и веселью голливудского, тридцатых годов показного мира? Тогда давайте вытащим на сцену джаз, чарльстон негров в золотых цилиндрах и белых гамашах, побольше потешных шуток на огромном, свободном пространстве сверкающей сцены. Так вы хотите показать их мечту, объяснить зрителям КУДА ОНИ БЕГУТ?

Деметра замедляет манипуляции с шалью, обходит как мебель свою вскочившую и застывшую свиту и цедит зловеще:

— А хотя бы и так. А ты-то что можешь предложить? Скрипочку с танцем? Тоску и скучнейшийбеспросвет?

Сергей уже не сдерживается:

— Если вы внимательно читали, пьеса написана в Новом Орлеане, в столице джаза. Тем не менее, про джаз у автора нет ни одного напоминания, а скрипка в пьесе упоминается пять раз. Потому что это драма воспоминаний, сентиментальная, неправдоподобная, вся в каком-то неясном свете, и вот поэтому за кулисами поет скрипка.

Деметра, махнув на него рукой, пробирается к выходу. Сергей почти кричит:

— Они бегут ИЗ ЭТОЙ, реальной жизни в человейнике, из нищеты, беспросветности, усложненной липкими путами любви Аманды. И огромная разница между КУДА стремятся герои и ОТКУДА они бегут.

— С меня хватит! — Худрук скрывается за дверью, с силой захлопнув её перед спешащей следом свитой.

* * *

Инвестор находит худрука в её кабинете. Она уже прикончила Беломорину и теперь вопросительно смотрит на вошедшего. Он непринужденно садится за стол:

— Послушай, Суламифь…

— Деметра! Так меня здесь называют. И дуры мои дома тоже повторяют. Как попугаи. А кто такая Деметра и знать не знают, неинтересно им. А мать дразнить — вот это им интересно. Ладно. Ты что хотел? Плутос. — Такая вроде роль у тебя в нашем театре. За крестника своего заступаться пришел?

— Тебя спасать пришел.

— Или? Интерееесно! — Она пересаживается за стол напротив. — Думаешь, пора уже?