Тебе будет страшно

— Вот всё сырое! — разозлилась мама. — Говорила, надо заранее приносить. Как мне теперь топить, а?

— Извини, — промямлила Катя.

— Извини! Извини её. А что мне с твоего «извини»? Иди лучше и не мешайся.

Катя мешаться не любила, поэтому без лишних слов вернулась к окну и снова дыхнула на холодное стекло, чтобы нарисовать свою душу.

Отец вернулся, как обычно, поздно и, как обычно, пьяным. В редкие дни он не устраивал дебошей и не докучал домашним разговорами «за жизнь». Катя его боялась, поэтому всегда пряталась в комнате, которую делила с бабушкой, и запиралась на шпингалет. Она бы так закрылась от всего мира, если бы могла. Но каждый считал своим долгом пинком ноги распахивать её душу и рвать в клочья обидными колкостями и замечаниями.

«Катька — уродина! У неё кривые ноги и прыщавая рожа!»

«Кать, а ты чего такая грустная? В зеркало посмотрелась?»

«Никакого от тебя толку!»

«Ты никому не нужна!»

Никому.

На колени запрыгнула Белка, и Катя машинально провела дрожащей рукой по свалянной шёрстке. Бабушка тихонько посапывала в углу, а за стенкой слышались крики отца и грохот. Опять драка. Мать часто ходила с синяками. Время от времени доставалось и Кате. И порой она ругала себя за то, что желает смерти своему родному отцу. В те дни, когда он был трезв, а обычно это случалось только в выходные или во время отпуска, он вновь становился человеком. И тогда Катя хотела провалиться сквозь землю и корила себя за крамольные мысли. Но сейчас, сейчас она снова мечтала о том, чтобы его больше не было.

Она стала тихонечько напевать дурацкий мотив и всматриваться в сгущающийся за окном сумрак. Белка свернулась калачиком и уютно замурчала под продолжающей гладить её рукой хозяйки.

Снаружи волны зловеще накатывали на серый песок и крупную гальку, оставляя рытвины своими цепкими когтями. Катя продолжала напевать, чтобы заглушить крики родителей и свои мысли. «Когда же всё это кончится? Когда?..»

Луна пряталась за тучами, будто бы не желая освещать унылый пейзаж и ветхую хибару. Когда окончательно стемнело, Катя забралась в свою кровать вместе с Белкой и попыталась уснуть.

Утро выдалось на удивление солнечным. Яркости ему добавлял свеженьких фингал у матери под глазом. Она суетилась на кухне, накладывая суровому мужу сытный завтрак, пока он отпаивался кефиром и огуречным рассолом. Катя тихонечко села за стол, надеясь остаться незамеченной.

— Чё расселась? Тут слуг нет, — рявкнула мать.

Дочь резко встала и пошла за тарелкой.

— Да куда ты лезешь? Сейчас всю посуду перебьёшь. Сядь и не мешайся, сама всё сделаю.

Катя послушно вернулась на место и стала ждать своей порции.

Каша. Снова каша. Овсяная. Катя её терпеть не могла. В школе им рассказывали, что англичане едят на завтрак овсянку. «Но мы же не в Англии…» Из этой прекрасной страны можно было взять столько всего интересного, но мать Кати взяла именно эту традицию. Овсянку. Которую Катя ненавидела.

Давясь от отвращения, она запихала в себя эту отраву. Так было проще. Ей всё равно пришлось бы её съесть. По-плохому или по-хорошему. Лучше уж по-хорошему, считала Катя. Она вообще не понимала, почему всё не может быть хорошо. Просто хорошо. Почему люди не могу перестать унижать друг друга и начать уважать особенности тех, кто от них отличается? Почему вместо вечного тепла и счастья она вынуждена жить в холоде и страданиях? Почему люди, которые когда-то приняли решение создать семью, ненавидят друг друга, будто находятся по разные стороны баррикад во время суровой войны? Почему?..

— Не смей задерживаться после школы, — наказала мать вместо прощанья.

— Пока, дочь, — сказал отец, отсосавшись от своего кефира.

— Пока…

За порогом кудахтали куры. Сегодня одна из них окажется на обеденном столе. Раз в неделю кому-то из квочек сворачивали шею, но остальные всё равно продолжали клевать своё просо и даже не пытались бежать, несмотря на открытую калитку.

Катя вышла за забор, подтянула лямки старого рюкзака и посмотрела на яркое солнце. На лице появилась чуть заметная улыбка, но привычные мысли тут же вернули её в стойло. Впереди ждала школа, злые одноклассники, их издевательства и нарекания учителей. Каждый раз Катя не хотела идти, каждый раз хотела свернуть с проторенной дороги, но каждый раз шла прямо в лапы бессмысленной действительности.

Все говорили, что нужно учиться, чтобы чего-то добиться в жизни. Училась её бабушка, которая теперь была просто бабушкой без карьеры, денег и достойной старости. У неё были только её истории и скрипучая кровать в углу комнаты, которую она делила с единственной внучкой. Училась мама, которая нигде не работала и терпела издевательства алкоголика-мужа. Учился и папа, который вкалывал слесарем и получал копейки, часть которых сливал в реки дешёвого самогона от бабы Нюра в доме за лысым холмом.

Учиться… зачем ей учиться? Разве ждёт её что-то большее, чем повторение судеб её родных? Чем она лучше их? Она же ни на что не годная Катька. Просто Катька из старой хибары. Прыщавая, кривоногая Катька.