Тебе меня не получить

На ужин подали всё-таки не телятину, не дичь и даже не рыбу, а цыпленка, но невероятно вкусного, с каким-то сложносочиненным соусом. Правда, Оре, оголодавшей на бурде, которую обычно в тавернях подавали, сейчас и простое рагу сошло бы за экзотику. Тем более после шикарной ванны, массажа в четыре руки, устроенного служанками, и чистой одежды.

После еды Роен немедленно потащило в сон, и она совсем не сопротивлялась, когда её под локотки отвели в спальню, облачили в нечто, глазом почти не различимое, и уложили в гигантскую постель. Впрочем, тут всё тяготело к гигантомании.

Ора уже почти совсем заснула и окончательно отбыть в ничто мешал только ночник, который горничная почему-то не погасила, хотя Роен её вроде бы просила, а самой вставать было невероятно лень, потому девушка и попыталась закопаться в подушки, чтобы свет не мешал, благо подушек этих тут хватило бы на пять воспитанниц сестёр Белого круга, к аскетизму, в общем-то, неприученных и…

И тут Роен вспомнила слова мажордома, даже не вспомнила – фраза всплыла, словно огнём начертанная на изнанке век: «Хозяин просил передать, что посетит вас перед сном». В смысле, хозяин посетит. То есть, её, наверное, всё-таки муж. Ну а для чего супруги обычно приходят к жёнам «перед сном»? Правильно, чтобы исполнить долг перед Домом.

Сонливость как рукой сняло.

Ора рывком села, натянув одеяло до подбородка, будто в спальню уже ворвалась насильник с толпой дублёров, попыталась не глядя нащупать на прикроватном столике что-нибудь, сошедшее бы за оружие. Ничего не нащупалось, кроме горячего ночника, всё ещё холодного кувшина с соком и пустого фужера.

А вокруг царила неправдоподобная, прямо-таки нереальная тишина, будто этот дворец и не жил совсем. Дома-то по ночам всегда что-то шуршало, шелестело, поскрипывало, мыши копались между стенами, озеро плескалось, деревья в саду перешёптывались. А тут ничего, глухо, как в крипте.

Роен длинно выдохнула, потом ещё раз. В принципе, ничего же страшного и не происходило. Подумаешь, супружеский долг! Есть вещи куда более неприятные, взять хоть сломанную ногу, да и ту она же пережила. Говорят, это недолго, а потом суженный уберётся в своё правое – или всё же левое? – крыло, куда никто без особых распоряжений не заходит. Просто…

Просто противно было лежать, как гусыне на колоде. Ту тоже орехами пичкают, чтобы мясо вкуснее стало, а Роен вон помыли, умаслили, духами облили, в кружевные тряпки обрядили, чтоб попривлекательнее выглядела.

Да, пожалуй, дело действительно не в страхе – мерзко это, вот как.

Ора ещё немного послушала тишину, потом осторожно выбралась из-под одеяла, накинула оставленное в кресле нечто такое же условное, как и ночная сорочка. На цыпочках подобралась к двери, выскользнула в… Гостиную, что ли? Или в будуар, очередную чайную? В общем, в следующую комнату. Здесь тоже горел ночник, толком освещающий только столик, легкомысленный стул рядышком, кусок стены и портрет.

Роен подошла поближе. Она и сама не понимала, с чего так заинтересовалась картиной. Может потому, что больше живописи в этом доме не видела? Да мало ли чего она тут ещё не видела! Но девушка всё же взяла лампу, подняла, высветив картину. Молодая улыбающаяся женщина спокойно смотрела с полотна, касаясь левой рукой груди там, где прямо напротив сердца была приколота брошь в виде символа Дома Высокого Неба: на раскрытой ладони два вертикальных зигзага, перечёркнутых короткой линией.

Ора вдруг остро, до вполне реальной боли под желудком почувствовала: она тут чужая, даже не гостья, а незваная приблуда. Всё это вместе с анфиладами, бельведерами и только Шестеро знают чем ещё принадлежит не ей, а той, что на портрете. Это не Роен, а та настоящая атьера Ноэ. И по-другому просто быть не может, потому что иначе неправильно.

– Вы увлекаетесь живописью? – глухой, какой-то сдавленный голос раздался за спиной так неожиданно, что Ора буквально подскочила, масло в лампе угрожающе плеснуло, едва не перелившись через горлышко, огонёк под стеклянным колпаком заметался, рождая на стене корчащиеся тени.

Ноэ сидел в кресле, вытянув скрещенные в щиколотках ноги. Ботфорты он так и не снял, маску и косынку с волос тоже, а вот от куртки избавился, оставив только расшнурованную до пупа рубаху с закатанными рукавами. Грудь у него оказалась совершенно гладкой, безволосой и смотрелось это странно – папаша Роен и все братья Оры шерстистостью напоминали кабанов.

– Так вам понравилась картина? – напомнил Ноэ.

Тишина стала плотнее, казалось, ещё немного, и её можно будет рукой потрогать.

– Вы меня боитесь? – попробовал атьер снова, ответа так и не дождавшись.

– Нет, – наконец, отмерла Ора, аккуратно поставив лампу обратно на столик, себе за спину – от греха подальше.

– Это вы зря. Теперь я вижу, как вы дрожите. Только не говорите, что замёрзли.

Вроде бы он усмехнулся, а, может, и нет. Что там под этой маской разберешь?