Тебе назло

— Вот именно! А ты ему потакаешь.

— Во-первых, не надо разговаривать со мной в таком тоне, а во-вторых, ты вряд ли поймёшь, ты не на его стороне.

— Я не на его стороне? — Кажется, Света всерьёз поразилась моим словам.

— А разве на его? Ты с ними, и даже не задумываешься о том, что они с ним делают.

— Ты не права. Они его семья, и для Гены это очень важно. Он всегда так хотел быть с ними единым целым.

Я согласно кивнула.

— Точно, он хотел. А они хотели? Ты об этом не задумывалась? Им всегда от него что-то нужно, как например, сейчас. И он пьёт, чтобы с ними не общаться. Потому что, когда он пьяный, от него невозможно ничего добиться. И что, я должна ему это запретить?

Света не спускала с меня внимательного взгляда.

— Всё равно, это неправильно. Стас — его брат, Гена потом раскается.

Я книгу отложила.

— Да? А почему бы тебе не пойти к жене того человека, что он сбил, и ей всё это не сказать? Что Стас болен наркоманией, что он неразумный, что ему нужно помочь и постараться его понять? Света, ты меня удивляешь, честно. Ты же педагог, ты психолог, а что ты говоришь? Ты меня ругаешь за то, что я Генке потакаю, когда он пьёт, а сама готова потакать наркоману и преступнику, ради достижения своей цели. Чтобы выгоду получить.

— Какую выгоду?

— Ты прекрасно меня поняла. Стас, в конце концов, взрослый человек, и должен отвечать за свои поступки. Хватит всё на Генку вешать. Ему есть о ком заботиться, у него семья будет, а Марине Петровне пора спускаться с небес на землю. И тебе, кстати, тоже. Чего ты ещё ждёшь?

— Я? Жду? — Она руками развела. — Да ничего я уже не жду. Я всё давно поняла. Просто я его люблю и переживаю. И если бы ты не вернулась, не вмешалась бы, мы были бы уже женаты.

— Это бы всё равно ничего не изменило. Ты его не знаешь, я уже говорила тебе. Ты любишь то, что ты себе придумала. Благородного, но скрытного; чувствительного, но сдержанного; нежного, но очерствевшего в дурной компании. Так? А он и есть такой, скрытный и очерствевший, и любит он меня. Он со мной бывает нежным и романтичным, и то, когда расслабится. Но я, в отличие от тебя, знаю, как этого добиться. Я сделаю его счастливым, а ты его запилишь. За то, что пьёт; за то, что поздно возвращается; за то, что расслабиться захотел; за то, что не такой романтик, как ты предполагала. Тебе муж нужен. Нормальный среднестатистический муж. А мне Генка Завьялов, даже когда он пьян и сломлен. Вот в чём между нами разница. И я уверена, что чем дальше будет его мама, которой он бредит, тем счастливее он будет. У него я есть, и я буду любить его за всех. Ему четыре года потребовалось на то, чтобы в это поверить, и уж теперь я точно его никому не отдам. Тем более тебе.

— Ты слишком легко судишь о людях. Думаешь, что хорошо в них разбираешься? Почему ты думаешь, что я так к нему отношусь?

— Твои поступки сами за себя говорят. Если бы ты его знала, как говоришь, если бы ты его слушала, ты бы сегодня ни за что не приехала сюда с Оксаной. Потому что то, что она делает, на что она его уговорить пытается, для Генки плохо.

Оксана из дома вышла, почти выбежала, по ступенькам крыльца спустилась и обожгла меня взглядом, словно я во всех её проблемах виновата. А Свете сказала:

— Поехали отсюда.

— Не смогла с ним поговорить?

— Да что с ним разговаривать? Идиот пьяный. Несколько дней уже пьёт, не соображает ничего.

— И нечего разговаривать, — вмешалась я, поднимаясь и заворачиваясь в парео. — Я ещё твоей матери по телефону сказала, что Генка не будет не во что вмешиваться. Мы так решили.

— Вы так решили? — Оксана снова ко мне повернулась. — Ты здесь при чём?

— Да при всём, — спокойно ответила я. — Он мне муж. Почти. И отныне мы всё решаем вместе.

— Своего добилась, да?

Я кивнула с довольным видом.

— Да. И готова ещё раз повторить, чтобы ты Марине Петровне дословно передала: ему теперь есть о ком думать — жена, ребёнок, бизнес. Приглашения на свадьбу пришлём.

— Ребёнок? — уцепилась за важное слово Оксана и кинула быстрый взгляд на подругу, которая с меня глаз не спускала. — Ты беременна?

Ответить я не потрудилась, но по моему взгляду наверняка и без слов было всё понятно. К тому же Генка на крыльцо вышел: растрёпанный, заспанный и, по всему видно, что злой. Удружила сестрёнка, ничего не скажешь. Он на перила облокотился, на солнце прищурился, приглядываясь к нам, а потом меня позвал:

— Вась, иди в дом.

Я видела, что смотрит он на Свету, а у неё во взгляде настоящая трагедия. Мне даже жалко её стало в какой-то момент, поневоле себя на её месте представила, сочувствие кольнуло, причём неподдельное, но в то же время я была уверена в тех словах, что сказала ей несколько минут назад. У них с Завьяловым не было будущего.

— Вася, — снова позвал Генка, теряя терпение, и вернулся в дом, захлопнув за собой дверь. Я, не попрощавшись, поспешила за ним.

Завьялова я нашла на кухне. Он стоял у открытой дверцы холодильника, достал бутылку минералки, крышку свернул, словно это чья-то шея была, и сделал несколько жадных глотков.

— Ты почему меня не разбудила?