Когда троица, догоняя его, нерешительно приближается, он оборачивается и встречает их ухмылкой. «Ну, и как оно вам пока что?» — говорит он, протянув к ним руки, словно представляя их вниманию нечто замечательное.
Он небрит, зубы у него — полный отстой: либо выпали, либо почернели, брюки покрыты коркой какой-то дряни, темные пятна контрастно сочетаются со въевшейся грязью, а оборванное твидовое пальто держится на чем-то вроде зажимов-крокодильчиков. Волосы цвета тусклой глины облепляют его чересчур большой череп, из пореза над глазом еще сочится кровь.
Он стоит перед ними и ухмыляется, вроде как грозный, но на самом деле слишком старый и потрепанный жизнью, чтобы представлять большую опасность. Затем ухмылка исчезает, он по очереди обводит их взглядом, когда они пытаются пройти мимо него по тротуару. Эдди заботливо подталкивает остальных вперед, поначалу стараясь не обращать на старика внимания.
— Эй! — кричит им вслед этот придурок гребаный. — Я вам так скажу. Я так думаю, это все херня полная. Дерьмо это все…
Эдди с его чувствительностью и понятиями о рыцарстве такое поведение кажется слишком агрессивным. Велев Дениз и Джули идти дальше, он оборачивается пристыдить пьяного.
— Ты, мужик, чего тут на женщин разорался? Думай, блин, чего говоришь, — строго обращается он к придурку.
Выпрямившись, придурок расплывается в улыбке.
— Развитие, — тихонько говорит он Эдди.
— Чего ты сказал? — переспрашивает Эдди.
— Развитие. Развитие, — повторяет придурок, широко раскинув руки.
Не дождавшись от Эдди ответа, он кричит еще раз, для пущей убедительности:
— Развитие!
— Думай, чего говоришь, мужик, — бормочет обезоруженный Эдди.
— В развитии все дело, — умудренно кивает придурок, затем принимается с силой пинать дерево. Не зная, что делать, Эдди какое-то время стоит и наблюдает за тем, как тот дубасит дерево, все повторяя «развитие».
— Развитие! — орет придурок, а вокруг летают куски коры. — Развитие!
— Пидор ненормальный, — говорит Эдди и, пожав плечами и прекратив наблюдать за придурком, догоняет жену с любовницей.
3. Аллигатор
От грома сотрясаются окна, телевизор помигивает в такт молниям. Они сидят в гостиной у Дениз, пьют пиво и смотрят телевикторину; Дениз подвязала волосы черной лентой, разлеглась на полу, привалившись спиной к дивану, и пьет прямо из банки. Вела бы себя, черт побери, как подобает в ее возрасте, со злостью думает он. Джули в кресле потягивает пиво из полупинтового стакана. У сидящего на диване Эдди такое чувство, будто его растянули между ними; он сидит, почти не притрагиваясь к своей банке «кока-колы», откинувшись назад, словно прижатый к дивану дополнительной силой тяжести, довеском притяжения, созданным специально для него. Дениз лежит в каких-нибудь нескольких дюймах от его левой ноги.
Участник телевикторины — нервно стоящий в центре толстяк; по его лицу бежит пот, похожий на раскаленное масло для жарки. Эдди представляется, что это он сам там стоит, перед всеми этими людьми, его спрашивают: «Почему вы спите с матерью вашей жены?», а ему в голову ничего не приходит, только одно слово: «Бред». Но это — неправильный ответ, и он, потеряв все деньги, выбывает из игры.
Толстяк в кадре вытирает лоб мясистым кулаком и тоже улыбается ведущему. Дела у него идут неплохо. Эдди пытается смотреть шоу, но не может оторвать глаз от Дениз; ее юбка опять подоткнута, как тогда, в парке, в просвете между кустами можжевельника. Ноги у Дениз стройные, гладкие; имеется, правда, небольшое утолщение в районе талии, которое у нее хватает ума скрывать под просторными свитерами, свободными блузками и мужскими рубашками. Впрочем, Эдди сомневается в том, что ее внешность имеет какое-то отношение к его чувствам, к его одержимости. Сидя здесь, он решает, что это необходимо прекратить, ему нельзя оставаться с ней наедине, он себе не доверяет.
Что это за животное — кайман?
Джули говорит:
— Это обезьяна такая, маленькая обезьянка, да?
Джули вполне уверена в своей правоте, но толстяк изнемогает под ручьями пота, щурит глаза на свет.
— Иди ты, — говорит Эдди, — коза это.
— Вы не могли бы произнести слово по буквам? — просит толстяк.
— К-а-й-м-а-н, — произносит ведущий.
— Коза, — повторяет Эдди, прикладывая пальцы к голове с обеих сторон — на случай, если Дениз и Джули такое понятие, как «коза», незнакомо.
— Не, это обезьянка такая, — говорит Джули.
— Да пошла ты! — говорит Эдди.
— Это макака, — говорит Дениз.
— Нет, макака — это попугай, — говорит Эдди.
— Да нет, попугай — это макау, — говорит Джули.
— Макака — тоже попугай. Типа макау, но гораздо меньше и разговаривать не умеет, — настаивает Эдди.
— Наверное, насекомое какое-нибудь, — говорит Дениз.
— Кто, макака? — говорит Джули.
— Да нет, макака — это обезьяна. Кайман. Тропическое насекомое. В таких шоу правильный ответ всегда насекомое. Их же вон сколько.
— Аллигатор, — говорит толстяк в кадре.
— Да пошел ты! — говорит Эдди, обращаясь к телеэкрану.
— Да, ответ принимается, кайман — небольшое пресмыкающееся, вид аллигатора, — подтверждает ведущий, и зал взрывается.