Тебе только в Тамтоже и жить (СИ)

Сначала ему надо было зайти к близкой знакомой матушки, госпоже Пряник. Торговка старинных вещей с медно-красными волосами имела занимательную привычку исполнять понятные только ей ритуалы, изумлявшие и веселившие Уилтона. Женщина бесцеремонно заставила парня ступать через порог с правильной ноги и крутиться вокруг оси, когда он случайно нарушил какую-то важную примету, связанную с садовой фигуркой. В благодарность за мучения госпожа Пряник отдала Уилтону часы, которые четвёртый сын и должен был принести матушке.

Следующим пунктом в списке была обувная мастерская. Точно, растяпа Заврио какой день забывал забрать свои калоши. Неужели матушка стала бы посылать младшего сына за ботинками чуть более старшего? Что-то тут нечисто. Вчитавшись в закорючки, парень догадался, что речь шла о калошах отца. Он знал, что это плохая идея - называть ребёнка в честь родителя, это всегда приводит к путанице. Но когда Шенгиры до такого додумались, его умной головки ещё не было в этом мире.

Здание мастерской казалось таким маленьким и хиленьким, что не ровен час со стен или крыши отвалится кусок и огреет прохожего по голове. Уилтон всегда с опасением поглядывал вверх, когда заходил в мастерскую. Из-за этого в часы аншлага он мог столкнуться с кем-нибудь возле двери, полагая, что другой человек всё же смотрит перед собой и вовремя отскочит, беспокоясь за свою драгоценную тушку. Но нет, почему-то другие люди верили, будто это Уилтон должен обходить их, и слепо шли на таран. Спят на ходу, не иначе. А потом ещё и парень виноват в том, что это они глядят перед собой и всё равно не видят, хотя у него вообще-то есть оправдание: он задирает голову, беспокоясь за своё здоровье!

Вот и в этот раз ему не повезло: дядечка, заходивший перед ним, не удосужился придержать за собой дверь, и Уилтона едва не ударило по носу, когда он вернул голову в нормальное положение. А потом этот же старикашка будет ворчать, что молодёжь совсем распоясалась.

- Как из Тамтоже вышел, - пробурчал парень под едва не пострадавшую часть лица.

Внутри было так же тесно и несуразно, как и представлялось снаружи. Уилтон однажды мерил помещение шагами, и когда его спросили, зачем он это делает, сказал, что проверяет, мог бы уместиться в полу гроб с человеком или нет. Кажется, тогда никто не посмеялся, но да и ладно.

- Калоши, - просто сказал Уилтон мужчине, стоявшему за деревянной перегородкой.

Позади хозяина, господина Штопса, располагалась длинная полка. Десять рядов по десять ниш, в которые складывалась, а точнее, закидывалась обувь. Из-за общих проблем с размерами помещения человеку среднего телосложения едва удавалось втискиваться между перегородкой и полками. Господин Штопс касался их задней выпуклой частью тела, но Уилтона больше всего волновало не это. С неудобствами можно смириться, но вот полки…

Каждый ряд носил определённую букву алфавита, а ниша - номер, что вроде бы неплохо. У мастера была книжечка, в которой он помечал, чью обувь куда положил. Например, если к нему придёт госпожа О., мужчина сверится с записью и обнаружит, что её модные туфли с мехом лежат на полке В7. Удобно? Вполне. Вот только что делать, если вместо обуви госпожи О. на этой самой В7 окажутся какие-нибудь детские сапожки? Спешно искать пропажу на соседних полках? А если в мастерскую забредёт злой шутник или хулиган и переставит местами все ботинки и туфли? Это сколько же работы бедному хозяину! Придётся звать клиентов, выслушивать их, отчитываться за недосмотр, менять местами…

Уилтон думал, как решить данную проблему, но в голову ничего путного не приходило. Можно было бы подарить каждому клиенту его личную полку, прибив к ней таблички с именами. В их уютном Фогбурде проживало не более семидесяти человек - не семей, а человек! А полок у мастера имелось ровно сто. Однако это не облегчило бы работу господина Штопса, если бы воображаемый хулиган переставил обувь местами. Что с номерами, что с именами пришлось бы искать, где чьи вещи лежат.

- Вот твои калоши, - мастер поставил их на щербатую поверхность перегородки.

- Они не мои, а отцовы.

- Да-да, не задерживай других.

- Деньги давай, деньги давай! - прокричал попугай с права от Уилтона. Он всегда сидел в своей клетке, сколько парень себя помнил.

Четвёртый сын считал, что птицы у зажиточный или падких на прибыль хозяев заражались синдромом сороки. В кармане парень нащупал старый фантик и просунул его между прутьев. Попугай не особо аккуратно выхватил вещь из пальцев, поклевал, покрутил и сбросил на дно клетки к помёту и шелухе.

- Не деньги, - ответил он, потеряв к подарку интерес.

- Хватит страдать ерундой, - осадил Уилтона господин Штопс. - Иди себе дальше. У тебя дел больше нет?