Читаем 'Тебя, как первую любовь' (Книга о Пушкине - личность, мировоззрение, окружение) полностью

Кипела политическими страстями Франция, в Испании восставший народ заставил короля объявить конституцию, бурлили Португалия и Италия "тряслися грозно Пиренеи, вулкан Неаполя пылал..." - Греция боролась за освобождение от турецкого ига. Казалось, в одной только России часы истории остановились, и стрелки их по-прежнему показывали здесь середину давно прошедшего XVIII века с его дикими феодальными обычаями, самодурством сановников, со свистом шпицрутенов, которыми солдат засекали до смерти за малейшую провинность.

Как и в XVIII веке,

Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,

Здесь рабство тощее влачится по браздам

Неумолимого владельца.

Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,

Надежд и склонностей в душе питать не смея...

Дальше так продолжаться не могло. Нужно было действовать! Нужно было встряхнуть Россию, помочь ей пробудиться от оцепенения. Возникали кружки заговорщиков, где произносились пылкие речи, обсуждалось будущее России, выносился смертный приговор Александру. "...Россия не может быть более несчастна, как оставаясь под управлением царствующего императора", говорил в "Союзе спасения" Иван Якушкин и вызывался лично убить царя14.

Меланхолический Якушкин,

Казалось, молча обнажал

Цареубийственный кинжал...

Пушкин (если судить по десятой, дошедшей до нас в отрывках главе "Онегина") был осведомлен о ходе развития декабристского движения, о помыслах и речах чуть ли не каждого из главных заговорщиков.

Как уже говорилось, Пушкин не был членом декабристских кружков, но он знал лично чуть ли не всех: Рылеева, Пестеля, Михаила Орлова, Лунина, Николая Тургенева, Сергея Трубецкого, - с ними спорил, с ними негодовал, жил мыслями и интересами декабристов, дышал предгрозовой атмосферой, ею разгорался. "Я, - признавался он Жуковскому, - наконец был в связи с большею частью нынешних заговорщиков".

В политических беседах с ними созревали его собственные взгляды на прошлое, настоящее и будущее России. Пути политического переустройства России Пушкин пытался найти в истории страны.

Политика и история для него неразрывны. Его политические умонастроения невозможно понять, не принимая во внимание взглядов исторических. И, с другой стороны, именно насущный политический интерес, больные проблемы России "теперешней" побудили Пушкина глубоко заняться историей своей страны. Происходящие на глазах поэта события осмысливались им как нечто, придающее новый смысл цепи событий уже прошедших, а само строение этой цепи позволяло угадывать их дальнейший ход.

Современность с ошеломляющей быстротой становилась историей. Такие грандиозные потрясения, как война 1812 года, как восстание декабристов в 1825 году, по масштабам своим, по значению для судеб народа были событиями эпохальными.

История же - даже далекая - переживалась остро, как современность, как нечто происходящее сейчас, могущее сейчас снова повториться.

Знаменательно, что резкое обострение интереса Пушкина к трагедийным событиям истории страны происходит в самый канун декабрьского восстания: "Бориса Годунова" он заканчивает 7 ноября 1825 года. Поэт словно провидит, предчувствует и предрекает конец Александрова царствования, описывая конец царствования Бориса Годунова. Он настолько уверен в этом, что решается на прямое пророчество, определяя срок своего возвращения из ссылки при новом правлении. 19 октября 1825 года, когда рукопись "Бориса Годунова" лежала перед ним почти в готовом виде, он пишет лицейским друзьям:

Предчувствую отрадное свиданье;

Запомните ж поэта предсказанье:

Промчится год, и с вами снова я,

Исполнится завет моих мечтаний;

Промчится год, и я явлюся к вам!

Предсказание исполнилось поразительно точно: осенью 1826 года Пушкин вернулся из ссылки.

Но обратимся к трагедии "Борис Годунов". Она начинается с диалога между боярами Шуйским и Воротынским - взойдет ли на царство Борис Годунов? Борис у Пушкина, как и Александр, перед восшествием на престол лицедействует, ломает комедию, позволяет себя упрашивать принять царский венец, делает вид, что власть ему претит. А Шуйский, хорошо зная двуличие Годунова, ворчит:

Народ еще повоет да поплачет,

Борис еще поморщится немного,

Что пьяница пред чаркою вина,

И наконец по милости своей

Принять венец смиренно согласится;

А там - а там он будет нами править

По-прежнему.

Шуйский уверен, что Годунов жаждет трона, что именно поэтому совершил он убийство царевича Димитрия, пролил кровь законного наследника престола.

А Борис, всходя на трон, говорит, что принимает власть велику "со страхом и смирением". Пимен же произносит мрачные слова:

Прогневали мы бога, согрешили:

Владыкою себе цареубийцу

Мы нарекли.

В исключенном Пушкиным из печатного издания отрывке Борис назван "лукавым" ("Беда тебе, - Борис лукавый"), так же Пушкин именовал и Александра ("властитель слабый и лукавый").

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства

Эта книга представляет собой переиздание труда крупнейшего немецкого ученого Вильгельма Фридриха Оствальда «Farbkunde»., изданное в Лейпциге в 1923 г. Оно было переведено на русский язык под названием «Цветоведение» и издано в издательстве «Промиздат» в 1926 г. «Цветоведение» является книгой, охватывающей предмет наиболее всесторонне: наряду с историко-критическим очерком развития учения о цветах, в нем изложены существенные теоретические точки зрения Оствальда, его учение о гармонических сочетаниях цветов, наряду с этим достаточно подробно описаны практически-прикладные методы измерения цветов, физико-химическая технология красящих веществ.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вильгельм Фридрих Оствальд

Искусство и Дизайн / Прочее / Классическая литература