Читаем 'Тебя, как первую любовь' (Книга о Пушкине - личность, мировоззрение, окружение) полностью

Можно ли тут было рассчитывать на настоящую поддержку мнения народного?

К тому же не было единодушия и в рядах самих заговорщиков. Одни ратовали за конституционную монархию, другие - за республику. Одни - за немедленные и решительные действия, другие сомневались в них. Накануне восстания в штаб-квартире Кондратия Рылеева стало известно, что план восстания выдан Николаю. Рылеева это мало смутило, он сказал Н. Бестужеву:

- К сомнениям нашим теперь, конечно, прибавятся новые препятствия. Но мы начнем. Я уверен, что погибнем, но пример останется. Принесем собой жертву для будущей свободы отечества!

В эти решающие часы накануне восстания Рылеев словно повторил свои собственные пророческие строки из поэмы "Наливайко":

Погибну я за край родной,

Я это чувствую, я знаю...

И радостно, отец святой,

Свой жребий я благославляю!21

Событие такого значения, как восстание декабристов, этот человек мерил более широким масштабом, нежели успех или неуспех предприятия, жизнь или смерть его участников. Перед его взором вставали судьбы будущих поколений. Даже если восстание будет разгромлено - оно не напрасно. Оно передаст эстафету будущим борцам за свободу, вдохновит их.

Кондратий Рылеев возвысился тут над своим временем и над своими современниками с их "общим мнением", что выступление декабристов было бесславной, если не преступной, акцией, лишь уничтожившей цвет дворянской интеллигенции и отбросившей Россию на 50 лет назад, повлекшей за собой мрачные времена политического удушья.

Этому "общему мнению" вместе с Рылеевым противостоял Пушкин, который ведь писал в Сибирь сосланным друзьям-декабристам:

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

И верил:

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут - и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

Когда настанет день освобождения для сибирских узников? Пушкину хотелось верить, что скоро. Он даже возлагал надежды на милосердие нового императора. Надеялся на "перемену судьбы" и для себя лично, так как к восстанию был формально непричастен.

Новый император между тем являл России свой "норов". Молодой, 29-летний, огромного роста, с большими навыкате глазами, он в первый же день своего царствования, 14 декабря, показал, что обладает хладнокровием, решительностью, способен иногда на личную храбрость, не остановится ни перед чем в достижении цели. Он, как и Наполеон в свое время, отдал приказ артиллерии стрелять картечью по восставшим и по безоружной толпе. Угрызения совести на этот счет его никогда не мучили.

Воспитанный, как и его брат, "под барабаном", Николай любимым своим занятием почитал военную муштру. О его грубом солдафонстве и жестокости было широко известно еще до его воцарения.

Скандальную известность получил, например, инцидент в Измайловском полку, которым Николай командовал. Своей грубостью и прямыми оскорблениями он так возмутил офицеров, что они решили поочередно подать в отставку. Николай вынужден был "слегка извиниться". Рассказывают, что он заявлял офицерам:

- Господа, займитесь службою, а не философией: я философов терпеть не могу, я всех философов в чахотку вгоню.

Полковник Николай Романов говорил совсем как полковник Скалозуб у Грибоедова:

Я князь-Григорию и вам

Фельдфебеля в Волтеры дам,

Он в три шеренги вас построит,

А пикнете, так мигом успокоит.

Николай вогнал-таки "всех философов в чахотку": лучшие представители мыслящей дворянской интеллигенции умерли медленной смертью на каторге и в ссылке.

Но как вогнал! С каким лицемерием, с каким актерством! Он сам допрашивал арестованных декабристов, обнаружив недюжинные способности палача-иезуита. На одних он действовал криком, грубой бранью, угрозами, других - вкрадчиво увещевал, ибо ведь "у вас дети, жена", третьим обещал прощение, если они исповедуются во всех "грехах". С четвертыми был по-приятельски ласков, чуть ли не обнимал, приговаривая:

- Что же это вы, батюшка, с Россией наделали?

Прикладывал платок к глазам, давая понять, что он сам всеми помыслами с декабристами, сам мечтал освободить крестьян, дать конституцию, да вот теперь - вы, бунтовщики, Россию-матушку на полвека назад отбросили. Пеняйте на себя!

Некоторые декабристы принимали актерство Николая за чистую монету: писали исповеди, советовали, как реформировать Россию. П. Каховский с жаром говорил Николаю о бедствиях народа, тот прочувствованно поддакивал, Каховский писал ему из крепости: "Добрый государь, я видел слезы сострадания на глазах ваших"10.

"Добрый государь" велел Каховского повесить вместе с Рылеевым, Пестелем, Муравьевым-Апостолом, Бестужевым-Рюминым... Но при этом позаботился, чтобы в глазах света выглядеть милосердным: заменил для многих других декабристов смертную казнь вечной каторгой.

Слава о милосердии и добром сердце государя быстро распространялась вместе со славою о его храбрости, мудрости, деятельной любви к России. Сам Николай изображал из себя сильную личность, а ля Петр I, и не совсем безуспешно. Даже такой проницательный человек, как Александр Бестужев, писал Николаю из крепости: "Я уверен, что небо даровало в вас другого Петра Великого"10.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства

Эта книга представляет собой переиздание труда крупнейшего немецкого ученого Вильгельма Фридриха Оствальда «Farbkunde»., изданное в Лейпциге в 1923 г. Оно было переведено на русский язык под названием «Цветоведение» и издано в издательстве «Промиздат» в 1926 г. «Цветоведение» является книгой, охватывающей предмет наиболее всесторонне: наряду с историко-критическим очерком развития учения о цветах, в нем изложены существенные теоретические точки зрения Оствальда, его учение о гармонических сочетаниях цветов, наряду с этим достаточно подробно описаны практически-прикладные методы измерения цветов, физико-химическая технология красящих веществ.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вильгельм Фридрих Оствальд

Искусство и Дизайн / Прочее / Классическая литература