Тебя никто не найдет

– В этой тюрьме сидит человек, который, возможно, согласится дать кое-какие показания по интересующему нас делу, – объяснила она. – Насколько я поняла, это имеет отношение к отмыванию денег, но позже ГГ, кажется, передумал копать в этом направлении.

– Как это, черт возьми, похоже на него! – Силье явно не на шутку разозлилась, Эйра даже невольно попятилась от нее. – Почему этот идиот никогда не ставит никого в известность о том, где он и чем занимается? Рыщет повсюду как волк-одиночка и ни о чем не докладывает. О какой слаженной работе может идти речь, если главный следователь считает себя умнее всех остальных! У нас вообще должен быть прокурор, который активно руководит ходом следствия, – просто пока нет в этом необходимости, потому что нет подозреваемых, – но всем известно, что именно ГГ держит почти всю власть в своих руках, и ему это позволяют!

– Я видела его позавчера, – подала голос Эйра. – Вечером. Он проезжал мимо и заехал ко мне.

– Что, прямо к тебе домой?

Еще одна полная фура захотела протиснуться к гавани. Пропуская одну машину за другой, Эйра пыталась припомнить, о чем, собственно, говорил в тот вечер ГГ.

– Он ездил в Оффе на место преступления, – сообщила она, когда снова смогла услышать свой голос в удаляющемся грохоте, – но вот Сальтвик он не упоминал. Он не говорил ничего особенного про это дело.

«Единственное, что он сказал, – подумалось ей, – что он счастлив работать со мной».

Но что еще?

Он сидел в том заброшенном доме, в тишине и одиночестве, и спрашивал себя… о чем?

Было ли это важно?

– Я не любительница подчищать за остальными, – заявила Силье, открывая дверцу машины. – Пусть ГГ разбирается с этим сам, завтра, когда вернется на работу.

Эйра заехала за матерью в приют, чтобы забрать ее на ужин домой. Персонал помог Черстин привести себя в порядок, уложить в непривычной манере локоны. Раньше мама носила другую прическу, более лихую и не такую кудрявую.

– Я накупила еды в отделе деликатесов, так что нам не придется возиться с готовкой, – сообщила Эйра.

С боязливой улыбкой Черстин пристегнула ремень безопасности.

– Но это же, наверное, дорого?

– Ну, ты же понимаешь – самые дорогие я брать не стану.

Тревога за финансы стала первым признаком болезни, еще задолго до того, как забывчивость проявила себя в полной мере. В ту пору Эйра жила в Стокгольме, поэтому ей понадобилось какое-то время, прежде чем она сообразила, что речь идет о чем-то ином, нежели о проявляющихся с годами у пожилых скупости и занудстве. Зацикленность на цене каждого товара, страшно раздражавшая Эйру, вырезанные купоны на дополнительную скидку и никому не нужные скатерти, «потому что она получила такое хорошее предложение в книжном клубе». Эта черта характера всегда присутствовала у ее матери – затаенная тревога, которая со временем только еще больше усугубилась. Черстин вполне хватало ее пенсии, как и раньше зарплаты библиотекарши, в доме никогда ни в чем не было недостатка, но речь шла не о цифрах на банковском счете. Сколько бы Эйра ни уверяла маму, что им есть на что жить и что деньги для них не проблема, все было напрасно – напротив, Черстин начинала еще больше переживать, потому что это доказывало, что на Эйру нельзя положиться. Кто знает, что ждет ее впереди, страх оказаться от кого-то зависимой, что придется клянчить, умолять и загонять себя в долги. При этом Черстин считала, что нельзя так наплевательски относиться к ценам на вещи, забывать, откуда ты родом, воспринимать свое собственное безопасное и надежное существование как данность.

Они проезжали под арочным мостом, где какой-то художник розовым неоном написал «Мои мечты – твое желание».

– Ты прямо сейчас можешь начать просматривать книжные полки, пока я буду накрывать на стол, – сказала Эйра.

– А зачем мне это делать?

– Чтобы посмотреть, каких книг тебе не хватает и какие ты бы хотела взять с собой. Мы же говорили об этом.

– Нет, не нужно.

Эйра поставила варить картофель и нарезала салат, вскрыла упаковку с лососем и разложила на тарелке закуску, антипасти с ветчиной и салями, натертый пармезан, который обожала ее мама. Выложила готовый шоколадный мусс в креманки, вместо того чтобы оставить его в пластиковых формочках. Эйра испытала легкий шок, когда увидела, сколько стоит в магазине крошечный кусочек копченого лосося – в реке же полно рыбы!

«Я сама ничем не лучше», – подумала она, отправляясь за мамой, чтобы пригласить ее за стол в гостиной.

Яблоко от яблони недалеко падает.

Черстин сидела и перелистывала сборник стихотворений Биргера Нормана. «Поэзия, – подумала Эйра, – ну конечно!» Коротенькие строчки, промежутки между словами. Приближаясь к концу стихотворения, не обязательно даже помнить его начало. Уже с младенчества она буквально купалась в поэзии, потому что ее мама не умела петь, но при этом считала, что ребенку с малых лет необходимо впитывать богатство и мелодику родного языка, особенно в таком месте, где всего два поколения назад были трущобы. Поэтому вместо того, чтобы петь своим детям колыбельные, Черстин читала им стихи.