– В последний раз, когда я его видела, он казался слегка подавленным, – наконец тихо проговорила она. – Я имею в виду самый последний раз, трое суток назад, в районе восьми часов вечера. Он заехал ко мне, когда возвращался с места преступления в Оффе, я живу неподалеку от шоссе.
Прокурорша опустила взгляд на экран своего айпада, сделала пометку.
– Это был последний раз, когда вы его видели?
– Самый последний, – заверила ее Силье.
– Ты говоришь, он был подавленным. В каком смысле?
Эйра сделала несколько больших глотков. Вода оказалось пыльной и затхлой. Не стоило ей так говорить о своем шефе, это было гадко и неправильно, его личная жизнь касается только его.
– Он говорил про расследование. Про нынешних хозяев заброшенного дома, что эта ниточка, судя по всему, никуда не ведет, а еще про то… – Эйре пришлось перевести дыхание и глотнуть, в горле горело, – в чем состоит ценность жизни.
Взгляд прокурорши, казалось, проникал ей в самую душу.
– Если я спрошу вас напрямую…
– То ответ будет «нет», – тут же ответила Силье. – ГГ не тот человек, чтобы покончить с собой.
– Я понимаю, что для вас это трудно, но вы же понимаете, что мы обязаны об этом спрашивать, как если бы речь шла о любом другом человеке.
– Тем, кто совершает самоубийство, зачастую кажется, что без них мир станет только лучше, – заметила Силье. – Они страдают заблуждением, что они – лишний груз, балласт. ГГ же скорее считал, что мир стал бы лучше, если бы в нем было побольше таких, как он.
– Взгляды людей могут меняться, когда они находятся в депрессии или испытывают жизненный кризис, – заметила в свою очередь прокурор и перешла к другим делам, которыми занимался ГГ. Возможные угрозы со стороны тех, кого он отправил за решетку. Если они не найдут его в течение ближайших часов, то придется заняться этим делом вплотную. Кого недавно выпустили из тюрьмы? У кого имеются родственники, жаждущие отмщения? Завтра Берентс потребует выписку из банка и от оператора сотовой связи.
Сделав несколько звонков, прокурор сообщила, что теперь она формально входит в следственную группу, занимающуюся найденным в Оффе трупом.
– Так что всю полученную информацию станете докладывать непосредственно мне, – сказала она.
– А ГГ, – спросила Силье, – кто займется им?
– Вы же понимаете, что вы очень тесно работали с ним и слишком к нему привязаны. Вам придется доверить эту работу другим.
Сколько раз он думал, что оказался в темноте, когда речь шла всего лишь о нехватке света. В темноте, к которой могут привыкнуть глаза и где можно различить нюансы и тени.
Здесь же совсем другое.
Рука пропадает из виду, стоит поднять ее перед лицом. В ней до сих пор пульсирует боль, с тех пор как он пытался выломать дверь, стучал и ругался. По идее, он должен быть в ярости на того, кто это сделал, но злости больше нет. Он сидит и посасывает пальцы, помня про обеззараживающее свойство человеческой слюны. Ощущает вкус крови во рту.
Ночь прошла, но неизвестно, кончился ли день. Неужели он здесь уже третьи сутки?
Он сидит, наклонившись вперед, почти скорчившись, на нижней полке в погребе. Твердое дерево натирает позвоночник и копчик. Пол из плотно спрессованной земли будет помягче, но там полно всяких ползающих тварей. Ему не хочется, чтобы насекомые воспользовались его телом и залезли в него, пока он спит. Он слышал про летучих мышей, обитающих в подвалах, говорят, это их излюбленное место, и что это будет настоящая катастрофа, если все подвалы и погреба снесут и летучие мыши исчезнут из фауны, но раз так, то разве не должно быть какого-нибудь отверстия, через которое эти зверьки могли бы проникать внутрь?
Он заново ощупывает потолок над собой.
И как только им удается всю жизнь проводить в этой кромешной тьме?
Отверстие действительно имеется, отдушина, чтобы внутрь проникал воздух, но ее диаметр гораздо ýже его руки. Он ищет в темноте какой-нибудь предмет и натыкается на консервные банки. Есть еще бутылка, но она пустая. Он разбивает ее о железную дверь.
Отбитым горлышком наносит удары вокруг отдушины, на него сыпятся земля и стеклянная крошка. Горлышко трескается, ударившись о камень, но отверстие в стене больше не становится.
«Думай, – громко приказывает он себе, – мозги – это все, что у тебя сейчас есть».
Вначале он пытался считать минуты, но быстро уснул. А когда проснулся, то не знал, сколько прошло времени. Он так кричал, что сорвал голос, хотя и знал, что его никто здесь не услышит.
Когда они взбирались на скалу, в его кармане была почти полная бутылка воды.
Увидеть, сколько осталось от нее сейчас, не представляется возможным, но он чувствует, что она изрядно полегчала. Теперь только время имеет значение. Сколько он сможет выдержать до следующего глотка.
Было еще темное утро, почти ночь, когда Эйра въехала в Крамфорс. Пустые улицы, погасшие окна полицейского участка.