Тебя никто не найдет

Старинный городской отель Худиксвалля, как и большинство других отелей, оказался поглощен сетью гостиничного бизнеса. Теперь они назывались «Элит», отель «Фёст» и «Квалити Отель Статт».

Сохранившееся с девятнадцатого века здание с высокими потолками и позолоченными перилами. Микаэль Ингмарссон прислал сообщение, что опоздает.

Их провели в салон с глубокими кожаными креслами. Эйра сделала круг в поисках кофе и наткнулась на Ингмарссона, переминающегося возле лифтов. На консультанте был деловой костюм с галстуком, и выглядел он куда более собранным, чем в прошлый раз.

– Здравствуйте. Я Эйра Шьёдин из Отдела по особо тяжким в Вестерноррланде. Несколько недель назад мы встречались у вас дома.

– Знаю, – произнес он, избегая встречаться с нею взглядом.

– А мы вон там сидим, вас дожидаемся.

– Да, конечно, я просто хотел…

Микаэль Ингмарссон бросил последний прощальный взгляд на лифт, словно тот был в силах помочь ему улететь отсюда, после чего невыносимо медленно побрел в салон. Эйра наблюдала за реакцией мужчины, когда ему навстречу поднялась Силье и поздоровалась. Как он сразу приосанился, пригладил рукой волосы и даже предпринял слабую попытку улыбнуться, оставаясь между тем начеку.

Ингмарссон сел в кресло, широко расставив ноги.

– Надеюсь, мы быстро управимся, – произнес он, окидывая нервным взглядом помещение. – У меня назначено несколько встреч, на которые я должен успеть.

– В строительной отрасли? – И Силье улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой.

– Да, в какой же еще?

– Ну не знаю, – пожала она плечами, – вдруг вы имеете привычку с кем-нибудь еще встречаться в гостиницах?

Микаэль Ингмарссон побледнел и крутанул на своем запястье «умные часы» – дорогая и высокотехнологичная вещь, которая, по всей видимости, могла принимать звонки и играть детям колыбельные.

– Вы не могли бы просто задать мне ваши вопросы, – попросил он.

– Вы встречались в Гэлливаре с женщиной? – спросила Эйра. – Поэтому вы соврали?

Двойной вопрос, наводящий вопрос, не самый хороший стиль ведения допроса. Микаэль Ингмарссон не ответил ни на один, но было заметно, чисто визуально, как он сразу ссутулился и обмяк. Его плечи поникли, он закрыл руками лицо.

– В общем и целом интимная жизнь граждан не нашего ума дело, – заметила Силье. – Каждый волен делать, что он хочет и с кем хочет, пока все происходит по взаимному согласию и не выходит за рамки физических или психических увечий. Но если при расследовании убийства мы уличаем кого-нибудь во лжи, то это совсем другое дело.

– Это не было расследованием убийства, – сдавленно произнес он и потянул за галстук, чтобы ослабить узел. – Я думал, что умру, но не умер.

– Но зато погиб этот человек. – Эйра сунула ему под нос фотографию. – Его звали Ханс Рунне, как вы уже знаете. Он был актером и отцом двадцатилетней дочери.

Микаэль Ингмарссон отвел взгляд.

– Вы никогда не оказывались на волосок от смерти, – пробормотал он. – Вы не знаете, что это такое.

– Мы полицейские, и уж поверьте, многого навидались на своей работе, – заверила его Силье.

– Ясное дело, – буркнул Ингмарссон и опять крутанул часы, которые, вероятно, засекли внезапно подскочивший пульс – лицо мужчины покраснело, взгляд заметался.

– Может, вы и сталкиваетесь каждый день с трупами и прочими ужасами, но сами никогда не смотрели смерти в лицо. Я имею в виду по-настоящему, без глупых мыслей о том, что жизнь не бесконечна, carpe diem и прочей ерунды, стоя не возле чужого гроба, а возле своего собственного. Дни проходят. Ночи. А ты не знаешь, что есть что, есть только тьма. Сначала думаешь, что совсем скоро кто-нибудь придет и выручит тебя, но время идет, а ты продолжаешь оставаться один. Совсем один. И никто тебя не спасет.

Он впился ногтями себе в руку, с такой силой, что, наверное, остались следы или даже ранки.

– Мне сказали, что я находился взаперти пятнадцать суток. Сказали, что я ничего не говорил, только кричал. Я сошел с ума, понимаете ли вы это? Утратил связь с реальностью.

Когда он наконец поднял голову, они увидели уже совсем другой взгляд. Эйре вспомнилась предательски ненадежная почва в Мальмберге, трещины в асфальте, угроза провалиться в бездну.

Голос мужчины утратил свою уверенность.

– Простите меня, – пробормотал он. – Простите за мое нежелание терять семью после случившегося.

Да, в этом деле была замешана женщина.

Казалось, признание принесло ему облегчение. Наконец-то появилась возможность рассказать все. Ингмарссон даже заметно расслабился.

Он повел себя глупо, он заслужил свое наказание, но он выжил.

Таким было его мнение, когда он пришел в сознание и сумел придумать что-то более-менее связное.

Как будто заданный на дом урок.

– Ведь в тот момент речь шла только обо мне, и, конечно же, о моей жене. О нашем браке. Кто бы от этого выиграл, если бы я рассказал правду? Зачем нарушать спокойную жизнь детей, выбивать у них почву из-под ног, тем более теперь, когда у них снова все хорошо и папа дома? Они спали со мной в одной постели, когда я вернулся из больницы, оберегали меня таким образом. Понимаете, уже не я оберегал их, а они меня!