Тебя ждёт наказание

– Невозможно, – снова повторяю.

– Анна!

Голос Миши? Это он, или у меня галлюцинации?

– Анна, – обеспокоенный, тревожный, он подхватывает меня под руки.

– Он… – откровенно давлюсь слезами я. – Он сказал…

– Тихо-тихо, – друг обнимает и гладит по голове. – Поехали домой, – шепчет он, и я киваю.

Как доехали до дома, я уже не помню, но просыпаюсь в своей спальне с жуткой головной болью и опухшим лицом. Несколько раз моргаю и устремляю взгляд в потолок. В память всплывают слова Филиппа, и, заскулив как раненный пёс, я сворачиваюсь калачиком на кровати и накрываюсь одеялом по самую голову, разрываясь новым плачем.

– Анна, – раздаётся голос Миши, и кровать подо мной прогибается. – Успокойся, пожалуйста, мне бы не хотелось вызывать скорую и прятать тебя в больницу, – проговаривает он, и я высовываю голову.

– Ты… знаешь, что он мне сказал? – задыхаясь от рыдания, спрашиваю я.

– Знаю, – кивает, и я, округлив глаза, присаживаюсь на кровати и обхватываю колени руками.

– Ты… ты веришь в этот бред? – всхлипнув и вытирая щёки от слёз, я смотрю на него в упор.

– Верю, Анна, и он сказал правду, – поджав губы, отвечает Миша.

– Нет, – отрицательно мотаю головой. – Нет, нет, нет, – опускаю голову на колени и зарываюсь пальцами в растрёпанные волосы.

– Хватит, – выдыхает он. – Я понимаю, что в это сложно поверить, я тоже не сразу поверил, пока не увидел мальчика.

В этот момент сердце замирает, а я забываю, как дышать.

– Видел? – шмыгая носом, спрашиваю я.

– Видел, – улыбается и кивает. – Славный мальчик, стеснительный, как ты, и у него твои глаза.

– О господи, – новый всхлип, и я закрываю лицо руками. – Я не могу, я его похоронила, я пять лет его оплакиваю, Миша!

– Я знаю! Я всё это знаю, Анна, но ты должна быть сильной, мальчику нужна мама…

– Что ты несёшь, Миша?! – почти криком обращаюсь я к нему. – Ты понимаешь, каково мне сейчас?

– Я понимаю, что судьба милостива к тебе. Тебе дают шанс на хорошую жизнь, дают возможность забыть всё плохое, и, наконец-то, жить нормально, – его голос звучит спокойно, но в глазах вижу злость. – Держи, – протягивает мне пилюлю и стакан с водой. – Выпей, поспи ещё и обдумай мои слова.

Обдумывала я слова Миши несколько дней, никак не решаясь на эту встречу. Другая бы на моём месте побежала в тот же момент, но я не другая, к тому же, больная на голову. А когда вроде как решилась, и Миша отвёз меня к дому Филиппа, я бросилась в истерику и потребовала, чтобы меня отвезли домой, где я опять пролежала пару дней, ругая себя.

Я начала представлять мальчика, как он выглядит, какой у него голос, волосы, глаза… И меня стало мутить от самой себя. От своей трусости. От того, что сын и так провёл столько лет непонятно где, с чужими людьми, и теперь, когда вся правда вышла на поверхность, когда его оба родителя живы, когда он в несколько километрах от меня, я лежу и жалею себя.

Откровенная дура!

И все со мной носятся как с хрустальной вазой, боясь, что я сорвусь, что у меня случится приступ, и я лягу на больничную койку. Нет, они, конечно, имеют все основания так думать, и я сама чувствую, что, если бы не таблетки, которыми меня кормит Миша регулярно, я бы лежала сейчас в психиатрии.

Но надо взять себя в руки!

С этими словами я покидаю постель и несусь в ванную комнату, где принимаю горячий душ. После чего переодеваюсь и звоню Филиппу.

– Анна? – раздаётся удивлённый голос по ту сторону. – Всё в порядке? – спрашивает он с тревогой в голосе.

– Да, – хрипло отвечаю я. – Ты можешь меня забрать?

– Ты уверена? – после недолгой паузы уточняет он.

– Да, уверена, – отвечаю не совсем уверенным голосом.

«Сейчас или никогда», – проносится в голове.

Через час мы подъезжаем к особняку, и, когда железные ворота раздвигаются, сердце начинает бешено колотиться в груди. Но отступать я и не думаю. Волнуюсь, конечно, очень сильно, но по-другому и не может быть. Филипп тоже на иголках, и, скорее всего, он сейчас боится за сына, а не за меня. Боится, что я сорвусь и напугаю мальчика. Но этого не произойдёт, я выпила успокоительные перед выходом. Сама не знаю, что от себя ожидать.

– Готова? – спрашивает Филипп, перед тем как открыть дверь.

Слова застревают в горле, и я просто киваю. Филипп улыбается и открывает дверь, помогает снять лёгкую куртку и приглашает пройти вперёд.

В просторной гостиной на пушистом ковре в позе лотоса сидит мальчик с тёмными волосами. Вокруг него расстелена железнодорожная дорожка, и он наблюдает, как маленький поезд ездит по кругу, иногда бросая взгляд на включенную плазму в полстены, по которой идут мультики.

Тихо всхлипываю и прикрываю рукой рот, со всех сил стараясь не дать волю рвущимся наружу слезам.

Господи, пусть это не будет сном.

Филипп обходит меня и подходит к мальчику, садится на корточки рядом с ним.

– Привет, – здоровается он с ребёнком.

– Ты уже вернулся? – поднимает голову к нему мальчик.

– Угу, – кивает Филипп. – Я кое-кого привёз, – он глазами показывает на меня, и сын поворачивается ко мне.

Его взгляд припечатывает меня к полу, а его едва заметная улыбка растапливает моё сердце.