Когда мы с Любой в очередной раз шли на дегустацию, она сказала, что решение Веры переехать в общежитие кажется ей странным. Я ничего не ответила, надеясь, что Люба замолчит. Ей было сложно понимать чувства других людей, но она сумела заменить эмпатию логикой. Люба морскими канатами связывала одно событие с другим и выстраивала такие крепкие конструкции из аргументов, что к ним было не подступиться.
Настюш, я правильно понимаю, что Вера смогла убедить родителей отпустить ее в общагу, потому что там живет ее лучшая подруга, так?
Да, и это было сложно.
Почему же они просто не разрешили тебе пожить у них?
С чего бы?
Может, вы бы не притерлись и оставили эту затею? Обычно родителям общежитие кажется очень опасным местом. Зачем так рисковать?
А пускать другого человека к себе домой не опасно?
Хм, по-моему, люди, которые бросили свою дочь и уехали в Азию медитировать, вряд ли испугаются первокурсницы.
Но нас же с тобой отправили в Москву.
Настюш, у наших родителей не было выбора, и они у нас на родине совсем не развлекаются. Подумай, может, нет никакого террора домработницы?
Тогда почему Вера не устраивает у себя вечеринки? Все богатые москвичи устраивают.
Боится, что к ней никто не придет.
Любин вывод был настолько точным, что я даже остановилась. Люба разнесла многоэтажное, шаткое и неприступное хранилище Вериных страхов, а из обломков вынула всего одну фразу.
Настюш, если честно, все белыми нитками шито.
И зачем ей все это выдумывать?
Настюш, я слышала, что богатые воруют в магазинах, может, это что-то такое же?
Да бред какой-то, Люб…
Настюш, будем честны, вы совсем из разных миров.
Нет.
А еще я думаю, она не хочет делиться с тобой своей красивой жизнью, показывать любит, а вот делиться… Она же ужасная собственница, Настюш.
Я не выдержала. Развернулась и пошла обратно к общежитию. Люба выкрикнула мое имя несколько раз, но я не обернулась. Если бы я осталась, то раскрыла бы перед Любой слишком много уязвимостей. Она не должна была знать, насколько сильно меня изранили ее домыслы. А еще в тот момент я была настолько зла, что могла бы ей врезать.
Вечером Люба постучала в нашу дверь и вызвала меня в коридор. Минутку, сказала я Вере. Люба положила ладонь мне на плечо.
Настюш, очевидно, я тебя обидела. Пожалуйста, прости меня.
Все ок, Люб.
Иногда мне сложно отличить обычную беседу от эмоционального разговора.
Честно, все нормально.
Я думала, ты принимаешь меня и мою прямоту, наверное, ты единственная, кто не насмехается надо мной и не говорит, что я странная.
Нет, Люба, это не так, над тобой не насмехаются.
Настюш, я все понимаю, просто не подаю виду. Я очень ценю нашу дружбу, потому что знаю, что со мной непросто.
Я тоже ценю.
Обещаю тебе, что больше не буду затрагивать эту тему.
Спасибо.
Желаю тебе удачи на завтрашнем экзамене.
Я пришла на последний экзамен, подошла к двери кабинета и села прямо на пол. Скамья была занята, а стоять я не могла.
Только в тот день я поняла, что допустила катастрофу. Как если бы я курила посреди августовского поля, бросила бычок, прошла три километра и только тогда оглянулась, чтобы увидеть, как позади меня пылает горизонт.