Течет река Эльба

— Мне, Сашке Кроткову? Запросто. — Кротков посопел трубочкой, шмыгнул носом: — Были истории, авиация, были. Однажды вот так же сижу, покуриваю (сидел-то не где-нибудь, а в ресторане), разговариваю с представителями местного населения. Передо мной бутылочка пива, сельтерская, то бишь «Бурковка» номер два». В голове чуть-чуть затуманилось. Сижу, пивко потягиваю, трубочку смолю. И откуда ни возьмись — патруль. Я прикинулся, что не вижу его, отвернулся к окну, в скверик поглядываю. Вдруг мне на плечо ложится лапа. Обернулся — передо мной человек с красной повязкой. «Пройдемте, товарищ старшина». «Сначала поздороваться надо, невежда», — ответил я и вновь поглядываю в окошко. Тогда патрульный как гаркнет: «Встать! За мной, шагом марш!» Смотрю, дело принимает крутой оборот. Человек с красной повязкой шуток не любит. Встал. Расплатился, сказал ауфвидерзеен Галочке (она тогда в ресторане работала) и пошел.

Кротков рассказывал, не вынимая трубку изо рта, и она незаметно перемещалась из одного угла рта в другой, так, что Мефистофель все время тряс своей бородкой-клинышком, как бы подтверждая: все, что рассказывает Сашка, сущая правда.

— Идем, — продолжал старшина, — соображаю, что предпринять. Ведь доставит человек с повязкой мою персону в комендатуру, оттуда звоночек редактору — и выписывай Саше Кроткову билет в жестком вагоне до Бреста. Хи-хи!

— Плохо ли? Досрочно в Союз уедешь, — вставил Прохор.

— Салажонок! — махнул рукой Кротков. — Который год ты здесь? Второй? Потому ты и не знаешь, что такое эскорт. А я уж третий трублю. И знаю, что это такое. У нас одного проводили с этим эскортом. Но всем правилам, а там, пожалуйте бриться — прямой путь в Борзю или на Кушку. Слыхал о них? У нас так и говорят, авиация: меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. Хи-хи!

Кротков потянулся было к бутылочке с «Бурковкой» номер два», но Прохор его остановил:

— Хватит. И так через губу не переплюнешь. Ты лучше доскажи, что произошло дальше-то?

— С кем? — не понял Кротков.

— Ну с тобой. Повел тебя патруль...

— Ах, да. Извини, авиация, нить потерял. Так, кажется, выражался Шмага — известный персонаж Островского. — Кротков вынул изо рта трубочку, выбил пепел о край пепельницы, вновь набил табаком, прикурил.

— Ну вот, — шлепал толстыми губами Сашка, раскуривая трубочку. — Ведет, значит, меня патруль, авиация, а я соображаю, что предпринять. Гляжу — туалетная комната. Открыта. Вдруг хватаюсь за живот и говорю человеку с повязкой: «Послушай, не дай осрамиться на всю Европу, разреши заглянуть, приспичило». «Валяй, — говорит, — только недолго».

Прохор про себя от души смеялся: «Тертый калач ты, Сашка Кротков, вокруг пальца патруля обвел».

— Вошел я в туалет, авиация, — продолжал Сашка. — Справил нужду по-легкому, присмотрелся — открыто окно. «Эге, — думаю, — вот тут-то я тебя и обштопаю, человек с повязкой. Стой, дружище, под дверью, а я сигану в окошко — и был таков, Сашка Кротков». Подошел к окну. Эх! Была не была. Разбежался — и гоп!

Сашка подымил трубочкой. Бородка Мефистофеля клинышком закивала: «Правду говорит, Сашка, сущую правду».

— Но недаром народ поговорку сложил, — рассказывал Сашка. — Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Так и со мной случилось. Сиганул я, авиация, а там, за окном-то, высота метра два оказалась. Да асфальт, да ступеньки в туннель. Знаешь, у них тут переходы такие под землей есть. — Сашка посуровел, стал серьезнее, не хихикал. — И пошел я, авиация, эти ступеньки считать: боками, головой, опять боками...

— Что же ты так опрометчиво! — удивился Прохор. — Надо было посмотреть.

— Думал, невысоко, — возразил Сашка. — Ан метра два с половиной. Вгорячах-то ничего, вскочил, ощупал себя: слава богу, все будто на месте. Картуз на голову — и бежать. Бегу, оглядываюсь. Не гонятся ли? Пробежал метров сто — стоп, брат, правая нога отказала. Ступлю — словно миллиардами иголок колет. «Ну, — думаю, — плохи твои дела, Сашка». Кое-как добрался вот до того сквера, присел на скамеечку, что на отшибе, закурил трубочку-выручалочку, мозгую, что делать дальше. Пока мозговал, нога, смотрю, как деревяшка стала. Засучил штанину — и в ужас пришел, даже хмель из головы вышибло: пропала нога, Сашка!

— Такси бы крикнул да в поликлинику, — подсказал Прохор.

— Такси... — хихикнул Сашка.

— Черт те что творится. — Прохор посмотрел на часы. — Подведи итоги, Сашка, а то мне надо бежать.

— Успеешь, ты каким поездом-то?

— Я по делу тут, машиной доберусь.

— Значит, недалеко?

— Рядом.

— Сижу я, авиация, посматриваю на своего Мефистофеля и говорю ему: «Подскажи, дружище, что мне делать, старина». Зато патруль знал, что делать. Он вынырнул из-за кустов и радостно, как мне показалось, воскликнул: «Вот он где, голубчик». Два здоровенных парня подцепили меня под мышки, подвели к машине с фургоном — раз туда... И в комендатуру. А оттуда прямым путем в госпиталь.

— Что же с ногой было?

— Треснула большая берцовая. Вот так-то, авиация.

Сашка хотел налить себе «Бурковки» номер два», но тут в зал вошел майор и крикнул:

— Эй, Мефистофель, на поезд!