Течет река Эльба

— Да-а, — протянул Крапивин, — нескладно получилось. — Он сел за пульт управления, вызвал соседей, приказал самолету, что вылетал с Веселовым в паре, перебазироваться на свой аэродром. — Но могло быть хуже, комиссар, — сказал Крапивин Фадееву и горько улыбнулся. — Если бы Новиков скрыл недомогание, быть второму ЧП. И тогда комиссар...

— Разобрались бы.

— Вот завтра посмотрим, что скажет Бурков. Он мне так своим глазом спину просверлил, что до сих пор чувствую.

Над аэродромом с громом пронесся истребитель, запросил посадку. Крапивин разрешил. Самолет, словно оса, почуявшая нектар, плавно приземлился на полосу и зарулил на стоянку.

Крапивин приказал дать красные ракеты. Полеты окончены. А завтра — разбор. Его будет делать полковник Бурков.

День выдался хмурый, нелетный. Такие здесь встречаются часто. Вдруг набегут с запада облака, лохматые тучи — и посыплет дождь, мелкий, нудный. День, два, неделю. А потом, смотришь, проглянет солнце — и сразу все оживет: и птицы запоют на все голоса, и ромашки поднимут свои беленькие с желтыми глазками головки, и петухи загорланят на немецких дворах.

Трифон Макеевич Бурков приехал ровно в двенадцать. Все были в сборе, сидели в зрительном зале Дома офицеров, притихшие, настороженные. Что ни говори, а в одном из лучших авиационных полков, не знавшем несколько лет летных происшествий, случилась беда. Теперь определенно будут склонять на всех собраниях, заседаниях. Видимо, и так называемые оргвыводы сделает начальство — нельзя оставлять безнаказанными людей за чрезвычайное происшествие.

Буркова встретил Крапивин. Когда полковник поднялся на сцену, офицеры дружно встали, замерли. Бурков выждал минуту, скомандовал: «Товарищи офицеры». Все с шумом сели.

Бурков расположился у края стола, положил перед собой массивные сжатые кулаки, грудью навалился на крышку. Он еще раз внимательно посмотрел в зал, и его взгляд остановился на сверхсрочнике, который почему-то был в общевойсковой форме.

— А этот «петух» как тут оказался? — спросил он Крапивина. И тут же обратился к старшине: — Вы кто такой, молодой человек?

Офицеры повернулись в сторону общевойсковика.

— Старшина Кротков, товарищ полковник. — Он встал, поправил на себе фотоаппарат. — Фотокорреспондент газеты «Во славу Родины». Прибыл запечатлеть ваше присутствие...

— Хм-м, — хмыкнул Бурков, — прибыл запечатлеть...

— Так точно, товарищ полковник.

— Мое присутствие, — продолжал Бурков прерванную Кротковым фразу. — Я, молодой человек, прибыл не присутствовать, а давать взбучку. Знаете, что это такое? А?

— Точно так, товарищ полковник.

— Значит, приходилось получать, коль знаете?

— Приходилось. И неоднократно, товарищ...

— От кого же? — По лицу Буркова проскользнула улыбка.

— От старших начальников. От лейтенанта и выше, товарищ полковник.

Зал разразился дружным смехом.

— Оставайтесь, — махнул Бурков рукой и полез в карман за платком: от смеха, давившего его, на глаза навернулись слезы.

Кротков сел, как ни в чем не бывало покрутил фотоаппарат, навел на Буркова, экспонометром определил выдержку. Пока полковник взбирался на трибуну, степенно раскладывал бумаги, с шумом высмаркивался, Кротков подошел к сцене, занял удобную позицию, приготовился к съемке.

У Сашки сосало под ложечкой — хотелось курить. Он несколько раз доставал из ящика для блица трубку с бородкой Мефистофеля, украдкой посасывал ее и снова прятал.

— Начнем с действий командира, — сказал Бурков.

Крапивин встал, вытянулся, плотно сжал губы. Полковник нацелил на него глаз, острый, сверлящий.

— Ну, что я вам, батенька, должен сказать? Прибыли вы в норме. — Трифон Макеевич посмотрел в бумаги. — В два часа сорок пять минут. Решение приняли верное — на аэродром. Вводную быстро исполнили. Все шло неплохо. Но, черт возьми, почему вы действовали как кустарь-одиночка? Разве у вас нет соседа? Почему вы, я спрашиваю, не удосужились поставить в известность соседа и запросить, что он делает? С этого-то все и началось, Крапивин. — Полковник вздернул бровь. — А тут на тебе — плохое, видите ли, самочувствие у лейтенанта Новикова. Да знаете ли вы, батенька мой, почему ваш Новиков плохо себя чувствовал перед полетом? — Бурков искал глазами Прохора, но тот не встал, ждал, что скажет он дальше. — Вот видите, и здесь проявляет недисциплинированность. Новиков, встать! — Прохор поднялся. — Я вам скажу почему. Накануне он был в городе, бродил там черт знает где. Так какой же из него на второй день летчик, я вас спрашиваю? Распустили людей, товарищ Крапивин, вот и пожинаете плоды. Как, по-вашему, на сколько процентов снизилась боеготовность эскадрильи? — обратился Бурков к командиру полка.

— Ваше задание было выполнено. Цели перехвачены на указанном рубеже, атакованы. Атакованы неплохо. — Крапивин попросил у начштаба пленки, на которых были засняты результаты боя. — Если интересует, посмотрите, пожалуйста.

Полковник сощурил глаза, шмыгнул носом:

— Видели, задание выполнено! А какой ценой? Какой ценой, позвольте вас спросить?! До сих пор, поди, самолетик-то на обочине загорает. А он ведь миллион стоит! Миллион!