Течет река Эльба

Однако попав в заросли, лодка вела себя непослушно, и русскому стоило больших усилий пробиться к утопающим.

— Раз, два! Раз, два! — командовал он себе. — Держись, держись, камрад! Раз, два! Раз, два! — И лодка нехотя, понемногу пошла вперед. — Айн момент, камрад, айн момент. — Мокрые головы Ромахера и Коки были теперь по правому борту. Русский наклонился, чтобы подхватить Курта.

— Возьмите сначала его, — выдавил Курт и подсунул вперед Коку.

— Давайте руку!

— Я сам, — сделал усилие Курт, но рука его скользнула по боку лодки, и он снова пошел бы под воду, не успей русский подхватить его.

Коку пришлось откачивать. Русский положил его животом на свое колено, нажал ладонью на спину, из Коки потекла вода.

— Давай, давай, добрый молодец! Вот так! Скоро фокстрот или румбу отплясывать будешь... А теперь, камрад, ложись вот так, хорошо? — Повернул пострадавшего на спину. — Сейчас подышим с тобой. Раз, два, три! Раз, два, три!

Когда Кока открыл глаза, русский воскликнул:

— Постой, постой. Да это, никак, Кока! Привет! Вот так встреча!

Курт насторожился, посмотрел в лицо русского офицера, стараясь вспомнить, может быть, и он где-то видел этого человека. «Нет, кажется, никогда не встречался с ним. Но откуда же он знает Коку?» Нервный тик забился под глазом Курта.

— Как ваше самочувствие, камрад? — обратился военный к Курту.

— Ничего, данке.

— На «данке» далеко не уедешь, одним «данке» не отделаешься. — Офицер подмигнул Марте. — Ведь изрядно вы поныряли, небось продрогли. Фрейлейн, о, то бить фрау, шнапс ист? Водка есть? — нарочито мешая русские и немецкие слова, спросил офицер.

Марта закивала:

— Кляйне фляше, маленькая бутылка. Есть.

Офицер улыбнулся:

— Значит, все будет зер гут!

Он предложил Курту перейти в свою лодку, а моторку привязать к корме, чтобы выбраться из кувшинок. Уперся шестом в илистый грунт, с силой оттолкнулся, крикнул:

— Поехали, камрады!

Плоскодонная, похожая на старую галошу лодка легко заскользила вперед, подминая под себя разноцветные кувшинки.

— Камрад, ближе, ближе держись! — командовал русский Курту. — А ты, брат Кока, отошел? Молчишь? Ничего. Глоток шнапса — и зачихаешь. — Он еще раз налег на шест — и лодка вышла на простор.

Как на грех, солнце скрылось за тучей, набежал ветер, поднял волну, на воде стало прохладно.

— Будем держать к берегу, — сказал офицер и прикинул, где удобнее причалить. — Нужен костер, обсушиться...

Причалили. Привязали лодки. Коку вынесли, положили на траву. Он уже пришел в себя.

— Спички есть? — спросил русский Марту.

— Нет спичек, — покачала головой Марта. — Были у Курта и Коки, теперь нет.

— Собирайте сучья. — Офицер пошарил по карманам. — У меня, оказывается, есть.

Весело затрещал огонь. Курт снял рубашку, стал сушить. Офицер стащил и с Коки рубашку, напялил ее на колышки перед костром, укрыл Коку своей гимнастеркой.

Марта, расположившись на плащ-накидке, готовила еду — открыла консервы, разложила бутерброды, выставила бутылки с пивом и маленькую, двухсотграммовую, с корном. Кудлатые пудели чинно сидели напротив Марты, и, предвкушая подачку, облизывались.

Русский вытащил из вещмешка батон колбасы, краюху ржаного хлеба. Отыскал пластмассовый складной стаканчик, налил в него корна, подошел к Коке, заставил выпить. Кока глотнул, закашлялся.

— Спасибо, Костя, — тихо сказал он.

— Узнал, узнал! — И Костя громко засмеялся. — Я же говорил, буги-вуги танцевать будешь. — Костя, налив в ладонь корна, начал натирать Коке грудь, спину. — Самое лучшее средство, проверенное, испытанное. Недаром на фронте по сто граммов давали: дух взбодрит, пищеварение улучшит и не простудишься.

«Так это и есть тот самый Костя, друг Петкера», — подумал Ромахер.

— Эй, камрад! — крикнул Костя. — Как тебя зовут? Давай познакомимся. Куртом? А фрейлейн как величают?

— Марта.

— Истинно немецкое имя, — сказал Вилков и добавил: — Меня Костей зовут. Курт, помоги перенести Коку к костру. Давай, он не тяжелый, кости одни.

Но Кока, собрав силы, встал сам. Все расположились на плащ-накидке. Курт откупорил бутылки с пивом, расставил маленькие из небьющегося стекла стопки. Костя заметил — каждая из них примерно посредине перехвачена красной ниточкой-линией. «Вот черти, — думал Костя, глядя, как Курт наливает корн, — значит, и на отдыхе такими дозами пьют: двадцать граммов по черточку, сорок — полная стопка. Видать, скряга этот косоглазый Курт. Ишь как подмигивает, ишь! Нет мне налил полную. А себе и Марте по двадцать граммов. Коку, кажется, вообще в расчет не берет».

Курт и Марта сначала съели по бутерброду, а затем выпили по глотку корна.

Костя вылил остатки корна Коке. Тот поглядел мутными глазами на водку, икнул, протянул дрожащую руку.

— Пей, Кока, да поближе пристраивайся. Надень рубашку, повесь брюки. А тебе трусы не мешало бы просушить, Курт.

Кока выпил. Костя помог ему надеть рубашку, снять брюки.

— Фрейлейн Марта, отвернитесь. А вообще стесняться нечего — в беду попал человек.

Марта улыбнулась. Она припомнила, из-за чего приключилась вся эта история. Не ущипни ее Кока, а она его — все было бы в порядке. А тут чуть было не отдали богу душу.