Течет река Эльба

Самолет взял курс на аэродром. Веселов ликовал: полет, кажется, удался. Раз батя молчит, значит, доволен. Лейтенант подумал: «Теперь бы посадку не промазать, иначе все насмарку пойдет. Начинай все сначала, частушечник». — Веселов про себя улыбнулся. Он вспомнил, ребята рассказали ему, как полковник Бурков распекал Крапивина на разборе за это словечко «частушечник», которое теперь прилипло к Веселову, наверно, на всю жизнь.

— Внимательнее будьте, лейтенант! — предупредил Крапивин. — Докажите, что вы умеете не только частушки под гитару петь.

Виктор почувствовал, как Крапивин подавил в себе смех. «Вот батя так батя, кажется, мысли на расстоянии читает», — подумал Веселов и ответил:

— Есть, быть внимательнее!

Самолет мягко коснулся бетонки и, пробежав несколько сот метров, остановился. Веселов облегченно вздохнул. Крапивин сказал:

— Сегодня снова родился летчик.

Веселова будто обдало жаром, он не сразу сообразил, что ответить командиру, и лишь тихо произнес:

— Спасибо, батя.

А через минуту Веселов стоял в кругу товарищей, немного растерявшийся, со шлемом в руке. Его белесый чубчик, примятый шлемом, был похож на небольшой кренделек, и это делало лицо Веселова забавным. Смущенно улыбаясь, он минуту-другую молчал, потом вдруг, ударив шлемом о землю, пустился в пляс и запел:

Меня били, колотили
И частушки петь учили.
А я, братцы, вот вам крест —
Опять на небо залез.

Потом, накинув на голову носовой платок, еще раз прошелся по кругу:

Был ты в штабе, друг земной,
Шил бумажечки иглой,
А теперь ты летчик,
Наш орел-молодчик!

Было обеденное время, и Крапивин не считал нужным прерывать это своеобразное представление. У Веселова большое событие, теперь он на всю жизнь обретет крылья, и нужно, чтобы этот день, этот полет остался в памяти.

Фадеев, поправив очки на переносице, сказал:

— Вот и состоялось посвящение в летчики нашего Веселова. Теперь, как видим, он дал слово и летать хорошо, и частушки петь отменно. Значит, и заживем мы веселее, и дела у нас будут спориться. А теперь слово Ивану Ивановичу Крапивину.

Командир полка вошел в круг, и все сами собой построились в небольшое каре, подровнялись.

— Теперь пора, пожалуй, вручить лейтенанту Веселову летную книжку. Сегодня он выдержал, вполне выдержал свое второе крещение. И я вот прямо перед вами вручаю ему паспорт летчика.

Веселов, серьезный, посуровевший, казалось, говорил ребятам: «Оправдаю ваше доверие, друзья».

Крапивин подозвал Виктора к себе, вручил книжку, пожал руку.

— Высокого и счастливого неба вам, лейтенант!

— Служу Советскому Союзу!

Через несколько дней в полк прибыл полковник Бурков. Приехал он, как всегда, неожиданно. Полетов не было, лишь летчики дежурной эскадрильи находились на аэродроме, коротали время в домике.

Трифона Макеевича встретил Крапивин, засидевшийся с замполитом, начальником штаба и секретарем партийного бюро. У них был сегодня горячий день: после партийного собрания, на котором обсуждали опыт лучших летчиков по перехвату низколетящих целей, они наметили план, как лучше и быстрее внедрить этот опыт во все эскадрильи.

Приняв рапорт, полковник предложил пройти в кабинет. Крапивин и Фадеев последовали за ним. Бурков открыл дверь, отшатнулся: под потолком кабинета плавали клубы дыма.

— А начадили-то, хоть топор вешай, — сказал он строго и сделал жест, чтобы открыли окна. — Неужели нельзя было проветрить!

— За работой не заметили, — пытался сгладить впечатление Крапивин. — Интересное дело, товарищ полковник.

Бурков подошел к столу, заваленному листами ватмана со схемами, взял один, повертел его, прищурил левый глаз, прикрыл кустистой бровью, повернулся к Крапивину.

— Не это ли дело считается интересным? — спросил Бурков, положил схему на стол, постучал по ней пальцем.

— Так точно, товарищ полковник, — ответил Крапивин. — Понимаете...

— Ну-ну, говорите, послушаю.

— Понимаете...

Трифон Макеевич поморщился, передернул плечами:

— Словно не кадровый офицер докладывает, а приписник. Нельзя ли без этих «понимаете»?

— Пожалуй, можно, товарищ полковник.

— Вот давно бы так. Докладывайте.

— У нас состоялось партийное собрание. Мы заслушали доклад коммуниста Новикова об опыте перехвата низколетящих целей. Разработали план, как лучше это дело внедрять.

— И что же вы надумали? — спросил Бурков, садясь на табуретку.

— Кое-что, пожалуй, интересное.

— Говорите, я слушаю. — Полковник просверлил Крапивина взглядом.

— Во-первых, наиболее опытные летчики должны выступить перед теми, кто только начал летать на перехват низколетящих целей. Во-вторых, инженеры расскажут, как бороться с помехами противника...

— И в-третьих? — спросил полковник, еще пуще сверля взглядом Крапивина.

— И в-третьих, наглядная агитация. Схемы, чертежи и, наконец, рассказы о боевых приемах при атаке цели.

— Все? — спросил полковник.

— Это первые наметки.

Бурков опустил свои тяжелые ладони на лист ватмана, хрустнул пальцами, сказал: