Течет река Эльба

Вальтраут тоже притихла, а затем осторожно стала выбираться на просеку.

— Стоп! Руки вверх! — крикнул Костя и наставил на девушку палец.

Вальтраут от испуга ойкнула и вдруг наскочила на Вилкова:

— Ах ты, волчонок этакий! Ты действительно лесной разбойник. Ну, погоди же, я тебя проучу.

— Не обижайся, Вальтраут. Сама виновата. Не люблю, когда дразнят. Какой я джентльмен, простой парень. — Костя вывел девушку на просеку, сорвал цветок. — Вот тебе от меня.

— Не хочу, — закапризничала Вальтраут. — Я думала, ты мужчина, а ты...

Костя догадался, почему она его упрекала, взял Вальтраут за плечи, наклонил ее голову и крепко поцеловал в губы.

— Теперь вижу, что ты мужчина, — сказала она, переведя дыхание.

Солнце повисло над кромкой леса. Стало прохладно. Вилков и Вальтраут вышли на опушку. До гасштета Петкера «Добро пожаловать» было всего лишь несколько сот метров. В окнах приземистого домика догорали последние краски зари. Костя посмотрел на часы.

— Не опоздаем? — спросил он. — Без четверти девять.

— Еще рано. Лучше прийти попозже.

— Курт строгий. Отругает, — Костя посмотрел на Вальтраут.

— Я его не боюсь, косоглазого. Надоел он мне.

— Тебе что! Ты сегодня здесь, а завтра — там.

— А ты трусишь?

— Нет. Ты же знаешь, какой сегодня день.

— Его песня спета. — Вальтраут подошла поближе к Косте, потрогала на его кителе гвардейский знак. — Гвардия... — сказала она. — За что это тебе дали?

Костя задержал руку девушки:

— За бои. Понимаешь, гвардейцы — это самые лучшие русские солдаты. Они были там, где особенно трудно.

— Где же?

— Ну, скажем, на Зееловских высотах. Штурмом брали.

— А орден у тебя есть?

— Нет, орден не заработал.

— А медаль?

— Медаль? Если бы их повесить на китель — вот так бы все закрыли. — Костя жестом показал на грудь.

— Значит, ты герой?

Костя смутился, немного помолчал.

— Герой не герой, а дрался честно.

— Курт тоже дрался, — сказала Вальтраут. — У него крест. Мне говорил, сам фюрер вручал.

— А стреляет он метко? — Костя сделал вид, что этот вопрос его не особенно интересует.

— Он? На лету в пфеннинг попадает, косоглазый.

— Ничего себе.

— А ты?

— Как тебе сказать, — уклончиво ответил Костя. — Представляешь бубнового туза. Поставишь его этак метров на двадцать пять — в центр, пожалуй, угожу.

— Нашла коса на камень, — заметила Вальтраут.

— А Марта тоже умеет стрелять? — Костя согнулся, поправил шнурок на ботинке, сорвал белый гриб. — У вас, говорят, не любят грибы, — перевел он разговор.

— Да, у нас их не собирают.

— Зря. Особенно вот такие — белые, боровички — хороши! И маринованные, и жареные. Язык проглотишь. Посмотри, какой чистенький. Словно только что из земли вылез. — Вилков разломил гриб и белую мясистую шляпку передал Вальтраут. — Понюхай, как хорошо пахнет. Кажется, в этом грибе весь аромат леса. Не чувствуешь?

Вальтраут сказала:

— Очень тонкий запах.

— У нас в лесу много, очень много грибов. Как только поспевает овес — все за грибами. Лес оживает, аукает, словно в праздник. Грибы, белые, свежие, сами просятся в корзины.

— Так уж и сами!

— Честное слово! Выйдешь на полянку, найдешь один грибок, а смотришь, рядом — целое семейство. Так и глядят на тебя, так и просятся: «Забери меня, хлопче, иначе пропадем». Вот ты любишь русские поговорки. Запомни и такую: «В Рязани (это город такой под Москвой), в Рязани грибы с глазами, их едят, а они глядят».

— Очень интересная поговорка! В Рязани грибы с глазами...

— Их едят...

— А они глядят.

И повторила:

— В Рязани грибы с глазами, их едят, а они глядят.

— Ну вот и выучила дразнилку.

— А еще какие грибы бывают? — спросила Вальтраут.

— Маслята, сыроежки, подберезовики. Их собирают, когда мало белых. А так и не смотрят на них. — Костя прошел несколько метров, наклонился: — Тебе нравится этот гриб?

— Какой красивый! — удивилась Вальтраут.

— Мухомор. Красавец. Но красота эта обманчива. Гриб-мухомор — отрава.

— Как жаль!

— Но говорят, на лекарство идет.

— На какое?

— Надо врачей спросить, они знают. — Костя поддал ногой мухомор, и он разлетелся на мелкие кусочки.

— Так, значит, Марта стрелять не умеет? — спросил он.

— Кто тебе сказал! — возразила Вальтраут.

— Ты же молчишь, — значит, не умеет.

— А Коку кто на тот свет отправил?

— Неужели она?! — Костя остановился.

— Еще как! И не дыхнул, говорят.

— Вот это да! — сказал Вилков.

— Метко бьет, выдра, — зло произнесла Вальтраут. — Не промахнется.

Костя опять посмотрел на часы:

— Пора, Вальтраут, нас уже ждут.

— Вместе войдем? — спросила она.

— Тебе с русским неудобно.

— Тогда я пошла.

— Я приду минут через двадцать.

— Ну, бывай.

— Бывай.

Вальтраут быстро пошла к гасштету. Тропочка узкая, извилистая. Вальтраут вскоре скрылась из вида.

В гасштете, как всегда, было шумно, накурено. Окна, вопреки правилам, распахнуты настежь, но все равно душно, словно в парилке. Петкер почти бегом разносил по столам пиво, копченые сосиски, маленькие белые булочки. На рояле теперь играл молодой парень в добротном модном костюме, в галстуке бабочкой. Он ловким движением головы отбрасывал со лба непослушную прядку, в его зубах еле теплилась сигарета.