Она происходила в круглом актовом зале на втором этаже Главного корпуса. Студентов было много. Лиц их я не видела. Кажется, что я не отдавала себе отчета и в том, что говорила. Какая-то сила держала и вела меня. В высоком куполе зала отдавался мой голос. Звонок, прозвеневший в конце первой половины лекции, я не слышала, и продолжала без перерыва говорить ещё час. Листы с записями текста лекции лежали нетронутыми, но оставались моей опорой. Гофмановское «двоемирие» всплывало в сознании, побуждая передавать возникающие в нём образы. Это давалось легко, хотя при этом я крепко держалась за стенки кафедры, отцепившись от них только в самой конце лекции.
Когда я шла домой, мне очень хотелось есть. Прошла мимо скамьи, на которой сидела утром. С того дня, о котором идет речь, прошло пятьдесят пять лет. За эти годы много тысяч раз проходила я по этому же парку, по его центральной аллее, но никогда не было времени посидеть на скамье. Всегда было некогда, всегда надо было идти. И я шла, шла, шла...
37
Через два дня читала я лекцию на факультете иностранных языков. Ряды в аудитории поднимались амфитеатром вверх и на самом верхнем ряду среди девичьих голов увидела я выдающуюся над всеми остальными голову директора Поликарпова. Он внимательно слушал о бриттах и кельтах, о Вильгельме Завоевателе, о поэме «Беовульф» Это было все, о чем могла я сообщить студентам в своей первой лекции по истории английской литературы Волнения не было. Теперь уже я ясно видела лица слушателей и ощущала саму себя н в пространстве и во времени. Ничего не сказав, директор удалился с тем, чтобы вновь возникнуть уже на следующий день на исторической факультете Теперь это была лекция о Барбюсе и его романе «Огонь». Широта диапазона —от морского чудовища Гренделя, побежденного средневековым героем Беовульфом, до участников первой мировой войны, поднимающихся из траншей в атаку, — почти необъятна, но в ту первую неделю моей педагогической деятельности все было новым, а предстоящее уже через два дня переключение с Барбюса на романтиков XIX столетия просто дух захватывало.
В первые дни сентября Тимофеева и Колумбекова дали мне рекомендации для поступления в партию, точнее, рекомендацию для приема меня кандидатом в члены партии. Третья рекомендация была от аспирантки Татьяны Крыловой. Партийное собрание факультета проходило 12 сентября. На нём я была единогласно принята в партийные ряды. Рекомендации были самые положительные. Парторг Тимофеева отметила и работу на избирательном участке, и своевременное завершение диссертации, и высокие показатели в учебной работе, и пополнение кафедры в моем лице молодым специалистом, готовым вести занятия не только по западноевропейской литературе, но и по литературе стран народной демократии. Выступили и Колумбекова, и Таня Крылова, и некоторые другие преподаватели и аспиранты. Собрание открытое, поэтому на нём присутствовала и Мария Евгеньевна, поддержавшая мою кандидатуру как заведующая кафедрой.
Прошло ещё две недели, за время которых, помимо имевшихся у меня лекционных курсов, прибавился ещё один на факультете русского языка и литературы — факультатив по литературам славянских стран народной демократии. Дышать было некогда. Подготовка к занятиям поглощала все время. Но теперь я уже совсем освоилась и на каждую следующую лекцию неслась как метеор, на ходу выделяя в памяти ключевые моменты очередной новой темы. Особенно хорошо я чувствовала себя на истфаке, где на четвертом курсе было много студентов-мужчин, продолживших учебу после фронта.
Приближался день общеинститутского партийного собрания, на котором вопрос о моем приеме кандидатом в члены КПСС, по существующему порядку, должен был снова рассматриваться и по нему принималось окончательное решение. Собрание было назначено на 26 сентября, что совпадало с днем моего рождения. На вечер мы пригласили гостей, а с утра, как и всегда, пошла я на занятия. На этот раз лекция на истфаке посвящалась творчеству писателей «потерянного поколения». Антивоенные романы Ремарка, Хемингуэя, Олдингтона. Как говорить о них людям, которые сами прошли войну? Как говорить об этом мне тем, кто прошли через огонь войны, видели гибель товарищей, отлежали в госпиталях, пережили радость победы, преодолев боль, страх, может быть, отчаяние, и теперь сидят на студенческой скамье, готовятся стать учителями новых поколений? Но эта лекция состоялась, удалась, и в приподнятом настроении вошла я в самую большую в нашем институте девятую аудиторию. Эту аудиторию называли «Ленинской». Здесь выступал Ленин, здесь проходил I съезд работников просвещения.