Teen Spirit

Две разные версии ее самой боролись в ее теле и проступали поочередно. Она еще не сделала выбора между детскими часиками «Китти» и браслетом с шипами.

Я начал нервничать, что Сандра не идет, и принялся слать ей тревожные месседжи. Ко мне вернулось до боли знакомое ощущение неминуемой угрозы, подавленности, невозможности противостоять обстоятельствам. Так было до моего затворничества. Все невмоготу. Малейший облом, и тебя уже повело. Нанси наблюдала, как я нервозно вожусь с телефоном.

— Пишешь своей пассии?

— У меня нет пассии. Я пишу приятельнице, которая должна подвезти мне денег.

— Зачем? За жрачку заплатить?

Меня снова передернуло: у нее проскакивали выражения шпаны из предместья. Я подумал, что это негативный эффект введенных на радио квот на исполнение французских песен, от них-то у благополучных детей и возникает тяга к речи отморозков.

Она вынула из сумочки кошелек:

— Не бойся, у меня есть.

И в подтверждение своих слов достала пачку банкнот. У этой маленькой засранки и в самом деле было чем заплатить. Я покачал головой и рассмеялся через силу:

— Что, с мозгами не в порядке?

С годами я привык, что многие бабы гораздо лучше меня умеют зарабатывать деньги. Теперь, получается, и дети ходят с кошельками куда толще моего. От сознания, что это моя собственная дочь, легче не становилось. Я разом ополчился на себя, на мир, на ее мать… Ярость закипала во мне, хотя я еще не знал точно, на что ее обратить.

Сандра обещала подъехать, «такси в пробке, но недалеко, скоро буду». Мы с Нанси не знали, о чем говорить. Она подвела итог:

— Думаешь, мы еще увидимся?

Я ответил чинно, бодро, с чувством ответственности:

— Можно, если захочешь и твоя мама не будет возражать.

Она продолжила неумолимо:

— В ночной клуб меня сводишь?

— Ты еще мала.

— А разрешишь выкрасить волосы в синий цвет?

— Нет. Не думаю, что это понравится твоей маме.

— Может, отведешь проколоть язык?

— Нет.

— А татуировку сделать?

— Нет.

Она вздохнула, сокрушенная безмерной несправедливостью. Не зная, что спросить еще, она все-таки проканючила:

— Купишь мне кроссовки на платформе?

— Говорю тебе, я на нулях.

Она напрягла воображение, думая, что бы с меня получить:

— А ты, случайно, не знаком с Джоем Старром[7]?

— Нет.

— Ладно… А как насчет Аквабульвара?

— Нет проблем.

— Кул.

Обрушившаяся на нее обойма отрицательных ответов ее нисколько не смутила. Она задумалась, а потом заявила беспечно и с понтом:

— Вообще-то я знала, что ты не умер. Давно догадалась.

— Как?

— Никогда не отмечали день твоей смерти, фотографий твоих нет в доме, про родителей твоих — ни звука… Я знаю в школе девочек, у которых отцы умерли, — у них все совсем не так.

— И тебе не хотелось узнать, где я?

— Послушай, у меня своих дел до фига. Я, может, и занялась бы этим, но… попозже.

Она разговаривала со мной, как со старым человеком: осторожно, словно бы щадя и оберегая от жестокой реальности.

— А правда, что ты убегала из дома?

— Я два раза прогуливала школу и возвращалась домой в семь часов. Тоже мне побег.

— Что ты делала, когда прогуливала школу?

Она пожала плечами, надменно вздернула подбородок и, избегая моего взгляда, неумело солгала:

— Гуляла, ездила на метро, в кино ходила…

«Ездила на метро» она вывела таким тоном, будто говорила «убивала старушек», подразумевая что-то жестокое и порочное, от чего у мало-мальски разумного человека должен вырваться громкий крик негодования.

Интересно, как же все-таки проводила свободное время эта, в сущности, маленькая девочка, пытающаяся строить из себя крутую. Она между тем продолжила эксперимент:

— А мобильник мне купишь?

— No way[8].

Тут наконец возникла Сандра, вид улётный. За два года, что мы чуть ли не каждый день переговаривались по телефону, я не видел ее ни разу. Я понял, почему она долго ехала: чтоб так выглядеть, нужно время. Туника «электрик» поверх блестящих черных брюк, распущенные черные волосы до плеч, черные туфли на высоком каблуке, словно бы из сундука времен Второй мировой войны, придающие ее походке одновременно женственность и властность, длинное кожаное пальто в стиле «фанк». Пышная грудь, бедра, глаза светлые, серо-голубые, белая в веснушках кожа. Нанси впилась в нее взглядом, совсем позабыв, что возраст обязывает ее хранить скептическую мину. Вынув руку из кармана, Сандра протянула ее Нанси, Нанси увидела громадные перстни с черепами, орлами, фараонами и а-ля Hellʼs, и ее совсем повело.

* * *

Мы попрощались с Нанси у подъезда. Мне интересно было подняться взглянуть на няньку, но девчонка, похоже, к этому не стремилась.

Позвонил Алисе, сообщил, что все прошло ОК. Я ожидал расспросов и все такое: «Как она тебе понравилась», «Хорошо ли поела», «Ты молодец, тебе, наверное, пришлось нелегко», но мамаша была слишком «закручена», чтобы со мной болтать. Я удостоился лишь краткого «мерси» и обещания связаться.

Сандра ждала меня в пивной у стойки.

— Прикольно видеть тебя на улице.

— Подумать только, два года я внушал окружающим, что не могу выходить, они только-только дотумкали, и теперь пройдет еще два года, пока они усекут, что я-таки вышел…

— Стремопатия не одолевает?