Текел

Мимо нас пробегали сумасшедшие люди разных национальностей. У всех разный пол, лица, волосы, одежда, намерения, судьба, проблемы, любовь, ненависть, и, наконец, разные рейсы. Все это перемещалось перед нами с невиданной скоростью. А я просто стоял и смотрел на нее, а она на меня. По ее гладкой щеке пробежала слеза. Свою влагу я оставил при себе. Ее родители, молча, стояли сзади и смотрели на все это. Неуютно. Отец потихоньку утомлялся, ему не терпелось поскорее усесться в самолет и заснуть. На самом деле, им обоим было плевать. Как отцу, так и матери. Они думали, что мы с ней больше не встретимся, мол, детская забава, первая любовь и так далее. Мои родители частенько говорят: «Тебе пока рано». Глупые стереотипы полированных людей, со старой закалкой. Что за людская традиция такая – откладывать все на потом? И я говорю не про разные там дела, типа: постирать, сделать уроки, работу или что-то в этом роде. Я про человека и его чувства, его жизнь. Мы, вроде, рождены для того чтобы жить, наслаждаться, а получается так, что большую часть существования мы просто стоим на старте, дожидаясь, этого дрянного гонга. И тогда мы начинаем мчаться, сломя голову, не пойми куда. Да вот только этот момент длится не так уж и долго. Мы слишком долго стояли на старте, планируя свой побег. Уже каждый поворот прокрутили в мыслях по тысячу раз. Каждое движение обдумали. Но наши кости покрылись мозолями. Мы больше не способны бежать. И тогда приходится останавливаться или вовсе падать. Вот так и происходит. Родители гробят нам жизнь – мы возмущаемся, вырастаем и гробим жизнь своим детям. Но может в этом и состоит весь секрет. Может быть, поэтому Господь пока не стирает нас с лица Земли. Некий баланс. Но уж очень глупый, скучный и жестокий баланс.

– Адам. – Сказала Софья, вытирая слезу. – Вот, возьми.

Она протянула мне листок.

– Что это?

– Тут адрес Церкви.

Я взял его и медленно поднял на нее глаза.

– Хорошо, я приду.

– Там ты почувствуешь связь со мной.

– Я приду.

– Обещаешь? Если ты не хочешь – не заставляй себя, не делай это ради меня. Делай ради себя. Ты ведь веришь в Бога, а без Церкви нет спасения.

– Обещаю. Приду…

– Соня. – Окликнул ее отец. – Началась регистрация.

Она обернулась и крикнула отцу:

– Сейчас, сейчас!

– Напиши, как приземлитесь. – Говорю.

– Обязательно. Слушай, на следующее лето, я жду тебя!

– Я постараюсь.

– Постарайся.

Она взяла меня за руку.

– Я люблю тебя… – Сказал я и почувствовал, как жар подступил к щекам.

– И я тебя.

– До встречи, а?

– Да, – Я медленно кивал, – до встречи.

Она отпустила мою руку и потихоньку начала отдаляться. Затем развернулась и побежала к родителям. Я пошарил по карманам, нашел маленький леденец, развернул его и положил в рот. А она удалялась все дальше и дальше, как корабль в море. Вскоре они встали в очередь на регистрацию. Софья повернулась, посмотрела на меня и помахала рукой. Я помахал ей в ответ. Мы неотрывно смотрели друг на друга, в течение пяти минут. У меня колотилось сердце, потели руки, и чесался нос. Месяц назад, когда она сказала мне об этом, я очень расстроился, но теперь, когда этот момент настал, мне было более чем паршиво. «Ничего» – думал я. – «Приеду к ней летом». Но во мне бурлил страх. Больше всего на свете я забоялся, что разлюблю ее или она меня. Побоялся, что мы и впрямь потеряемся в этом ужасном мире.

Она махнула мне последний раз и исчезла из поля зрения. Софья уже на 10% была в Германии. А я на 100% в отчаянии.

***

На выходе я наткнулся на какого-то еврея в сером костюме и с жидкой бородкой. Ему было лет пятьдесят с виду. Стоял с сумочкой и нервно дергал молнию на ней. Туда-сюда. У него весь лоб вспотел. А глаза зоркие, как у ястреба. Хищно кого-то искали. И я попался. Он умилился и сосредоточился на мне. Видимо разглядел во мне земляка.

– Шалом! – Ликующе закричал он, встав у меня на пути.

– Здравствуйте. – Спокойно поприветствовал я, притормозив.

– Хах! – Взыграв духом, усмехнулся он. – Ты же наш! Да? Ты же наш?

– Вряд ли. – Я пожал плечами, обошел его и пошел дальше.

– Погоди, не уходи! – С типичным еврейским акцентом продолжал он. – Я же вижу! Ты таки наш! Кудрявый красавчик! Тут в Москве, однако, не часто наших встретишь.

– Какой наш? – Спросил я, переходя дорогу.

– Ну, ты же наш! Еврей! Мы русские евреи! А ты что скрываешься? Тогда я буду тише, если хочешь.

Он волочился за мной до самой машины и все повторял, что я «наш».

– Что вам надо? – Сказал я, наконец, когда мы пришли на стоянку и подошли к машине.

– А ты чего такой хмурной? Обидел кто?

– Да.

– Так, расскажи кто! Поделись!

– Так. – Буркнул я. – Вам деньги нужны?

– А что? Почему сразу деньги?

– Вам нужны деньги или нет?

– Ну, вообще, да. До сына хотелось бы доехать.

– И сколько нужно для этого?

– Ну, ты все-таки наш… – Он хитро улыбнулся и помахал перед моим носом указательным пальцем.

– Сколько нужно?

– Ну, в общей сложности, тысяча рублей. Мне бы хватило тысячи, да.

– Слушайте, это Москва, а не Дубай. – Я достал кошелек, вытянул сто рублей и протянул ему. – Больше не могу, простите.