Текел

Она без остановки тараторила о своем отце и о каких-то проблемах, а я все думал о своих вонючих носках. У меня в голове никак не укладывалась подлость этой жизни. Почему мне не предложили тапки? Я обычно их вообще не надеваю, но мне их всегда предлагают, когда прихожу к кому-нибудь в гости. А тут, как назло, все ходили босиком, и никто не удосужился подать мне эти несчастные тапки, в которых я нуждался больше, чем в кислороде. Нет, я не обвиняю никого ни в чем, разве что эту жизнь или, скажем, погоду, которая разбросала по ямам здоровенные лужи, в одну из которых я невольно плюхнулся ногой. А хотя. Еще я виню тех обалдуев, которые сшили мои туфли. Они, по идее, кожаные и водонепроницаемые. Но у меня настолько мокрые носки, что даже порвались. Наверняка, их сделали какие-нибудь китайцы. Они всю жизнь пытаются одурачить покупателей своей некачественной одежкой и обувью. Я, конечно, все понимаю: их много, живут они по-нищенски, нужно как-то выживать, но все же подло. Да, в этом виноваты все, кроме меня, честное слово. Я-то помыл свои ноги и надел на них чистые хорошие носки. Ну, или почти хорошие.

Сквозь мои анализирующие мысли, донесся оклик Софьи:

– Адам.

– Да? – Оживленно отреагировал я, вырвавшись из объятий своих глупых размышлений.

– Ты меня слушал?

– Конечно.

Она пристально посмотрела на меня, и тут я заметил на ее лице какую-то неуловимую тоску и сожаление. Ее белоснежные руки с тонкими длинными пальцами аккуратно и неподвижно лежали на столе возле печений с корицей – я в жизни не видал таких прекрасных и ухоженных рук. Плавно поднимая свой взгляд, я остановился на ее нежных, казалось, хрупких, худощавых плечах. Мне вдруг захотелось ее обнять, да посильнее. И это было вполне осуществимое желание, только для начала мне нужно было разобраться с чаем и покинуть кухню вместе с ней.

Я обхватил рукой стакан и, не теряя времени, попытался вылакать все содержимое, но чай оказался очень горячим, и я лишь понапрасну обжегся.

– Есть кипяченая вода? – Наивно спросил я у Софьи.

– А зачем тебе?

– Разбавить хочу. – Сказал я, глазами указывая на чашку.

– А, вон.

Она поднялась, взяла графин и подлила мне в чай холодной воды.

– Спасибо.

После этого я справился с ним за минуту, затем, посмотрел на Софью ожидающим взглядом.

– Ничего не скушаешь? – Удивленно спросила она.

– Что-то не хочется. Все выглядит очень красиво и аппетитно, но…

– Аппетитно. – Передразнила она. В ее глазах промелькнула ехидность. – Ну, конечно.

– Покажешь свою комнату?

– Ты точно ничего не будешь? Может еще чаю? – Заботливо спросила она, выходя из-за стола.

– Нет. Спасибо. – Я встал.

– Ну, пойдем.

Она обошла меня, открыла дверь, взяла мою руку и повела в свою комнату. Первое что мне бросилось в глаза, когда я зашел в нее – это желтые обои, обклеенные различными рисунками. Она сама, собственной рукой, нарисовала их. Очень здорово. Софья и раньше говорила мне, что любит рисовать, но у меня и в мыслях не было, что настолько хорошо и красиво. Комната была незатейлива, обставлена со вкусом и имела приятную миролюбивую атмосферу.

– Здесь очень мило. – Говорю, подходя к стене с рисунками. – Ты молодчина. Знаешь это?

Она молчала, стояла сзади и смущенно теребила подол своей шерстяной кофточки. Я развернулся к ней, улыбнулся и спросил:

– Покажешь, где уборная? Совсем забыл вымыть руки.

– Выходишь и сразу налево. – Указала она.

Я стремительно вышмыгнул из комнаты, зашел в ванную, стянул носки, смял их, запихнул в карман и тщательно вымыл руки. Я спасен. Выйдя в коридор, я заметил, что в квартире стоит гробовая тишина. Кто знает, может быть, все на миг замолчали для того, чтобы недоверчиво вслушаться в мои действия.

Я вернулся в комнату с босыми ногами. Софья бегло пробежалась по ним, сделала озадаченное выражение лица и затем спросила:

– Где твои носки?

– Я их слегка намочил. – Признался я. – Не комфортно было, вот и стянул.

– Может быть тебе тапки дать?

– Нет, спасибо. – Выпалил я и тут же пожалел об этом.

– Так тебе нравится моя комната?

Я положительно кивнул.

– Даже очень. Милее комнаты в жизни не видал.

Здесь пахло ее мягкими духами. Я вдруг вернулся мыслью к тому, что на кухне мне очень хотелось ее обнять. Присев на мягкую кровать, я похлопал рукой по покрывалу, говоря:

– Садись рядом.

Она повиновалась. Неуверенно примостилась на краюшке и посмотрела на меня ясными, но все еще печальными глазами.

– Ну, что такое? – Спросил я ее несколько подбадривающим тоном. – Что случилось?

Я знал Софью всего месяц, но распознать ее печаль для меня не составляло никакого труда. Все дело было в глазах. Порой, в этих черных кружочках отсвечивалось безмятежное, подлинное счастье и жизнелюбие, а иногда – отчаянное горе и вселенская тоска.

Она не сразу ответила. Опустила голову, заправила прядь волос за ухо и вздохнула. Я медленно придвинулся к ней и обнял ее плечи.

– Не хотелось тебе говорить… – Начала она. – Не хотела портить настроение.

Это меня несколько испугало, я сразу начал выдумывать, что же могло произойти с ней такого, что может испортить мне настроение.

– Ты о чем? – Спрашиваю.