— Конечно, Эйкен, тебе решать, — сказал Сиберт. — Но сперва выслушай меня. Думаю, нет никаких сомнений в том, что этот человек — Бак Дьюан. Он видит объявление на перекрестке дорог. Он приезжает в Ширли. Говорит, что он Бак Дьюан, и разыскивает Джеффа Эйкена. Тут все ясно. Ты сам знаешь, как эти классные стрелки-одиночки охочи до всяких рискованных затей. Но вот что меня смущает: Дьюан садится на скамейку и спокойно позволяет старому Эйбу Стрикленду вытащить у него из кобуры револьвер, чтобы им же потом ему и угрожать! Больше того: он городит какую-то чушь о том, что если ему, мол, не удастся убедить тебя в своей невиновности, то он предпочитает умереть. Сам видишь, Дьюан трезв как стеклышко и вроде бы в своем уме. Он не производит на меня впечатление человека, который явился сюда устраивать кровавые беспорядки. Поэтому я считаю, что тебе лучше повременить, пока ты сам не выслушаешь его.
В первый раз за все время рослый гигант с каменным лицом перевел взгляд на Дьюана. В нем ощущалась рассудительность, не подверженная страстям и эмоциям. Более того, он казался таким человеком, которому Дьюан доверил бы вершить суд над собой в критический момент вроде этого.
— Послушайте, — сказал Дьюан, не сводя глаз с лица Эйкена. — Я Бак Дьюан. Я никогда в жизни никому не лгал. Меня вынудили к изгнанию. У меня не было возможности бежать из страны. Если я убивал людей, то только защищая свою жизнь. И никогда сознательно не обидел ни одной женщины. Сегодня я проделал тридцать миль верхом специально для того, чтобы узнать, кто и почему объявил награду за мою голову. Когда я прочел объявление, у меня стало тошно на сердце. Поэтому я сюда и приехал… с единственной целью найти вас и сказать: до сегодняшнего дня я и в глаза не видел Ширли. У меня просто не было возможности… убить вашу жену. В сентябре прошлого года я находился в двух сотнях миль к северу отсюда — в верховьях Нуэсес. Это нетрудно доказать. Те, кто меня знает, скажут вам, что я неспособен убить женщину. Я не имею ни малейшего понятия, почему такое гнусное преступление решили приписать мне. Скорее всего, это просто дикая пограничная сплетня. Не знаю, какие причины заставляют вас считать меня виновным. Я знаю только — вы ошибаетесь. Вас обманули. И послушайте, Эйкен. Вы понимаете, я человек конченный. Дни мои, по всей видимости, сочтены. Мне наплевать на собственную жизнь, на все. Если вы не можете посмотреть мне в глаза, — как мужчина мужчине, — и поверить моим словам, — что ж, ради Бога! — тогда убейте меня!
Эйкен испустил глубокий вздох:
— Бак Дьюан, не суть важно, произвели на меня впечатление твои слова, или нет. Есть люди, обвиняющие тебя, — насколько справедливо, это мы скоро узнаем. Дело в том, что мы имеем возможность доказать твою виновность или невиновность. Моя девочка Люси видела убийцу своей матери…
Он жестом приказал толпе расступиться.
— Кто-нибудь — ты, Сиберт, — сходи за Люси. Это решит вопрос.
Дьюан почувствовал себя словно в кошмарном сне. Лица, окружавшие его, гул голосов — все казалось далеким и нереальным. Жизнь его висела на тонком волоске. Но он думал не столько о ней, сколько о позорном клейме убийцы женщин, которое через несколько минут мог оставить на нем испуганный впечатлительный ребенок.
Толпа расступилась и сомкнулась снова. Дьюан расплывающимся взором с трудом уловил фигурку маленькой девочки, прижавшейся к руке Сиберта. Взгляд его утратил привычную четкость и остроту. Эйкен поднял девочку, шепча ей на ухо успокаивающие слова, уговаривая не бояться. Потом он поднес ее поближе к Дьюану.
— Люси, скажи мне. Ты когда-нибудь раньше видела этого человека? — охрипшим голосом тихо спросил Эйкен. — Это тот, кто… кто вошел к нам в тот день… ударил тебя… и… и утащил маму?..
Голос его пресекся.
Словно вспышка молнии прояснила вдруг помутневший взор Дьюана. Он с невероятной четкостью увидел перед собой бледное, грустное детское личико, голубые глаза, с печалью и ужасом неподвижно глядевшие на него. Ни один из самых страшных моментов в жизни Дьюана не мог сравниться с наступившей минутой молчания, с минутой тревожной неопределенности.
— Нет, это не он! — воскликнул ребенок.
Потом Сиберт снимал с шеи Дьюана петлю, распутывал узлы связывавшей его руки веревки. Ошеломленная толпа пришла в себя и разразилась громкими возгласами.
— Вот видите, мои безмозглые друзья, как легко вы готовы повесить невинного человека! — со свистом вращая над головой конец веревки, отчитывал собравшихся ковбой Сиберт. — О да, вы же все такие умные, куда там! Настоящие рейнджеры, ха-ха!
Он освободил Дьюана и сунул его револьвер с костяной рукояткой назад в кобуру.
— А ты, Эйб, послушай меня. Считай, что тебе удалось выкинуть ловкий номер. Только не пытайся повторить нечто подобное, понял? И, ребята, я готов побиться об заклад, что имеется еще чертовски много всяких грязных дел, приписываемых Баку Дьюану, а он их никогда не совершал! Ну-ка, дайте дорогу! Где его лошадь? Дьюан, путь из Ширли свободен!