- К чему все это? Мус-Лейк, попытки сделать вид, что мы можем жить нормально после всего, что с нами было? Типа мы среднестатистическая американская семья, такие же, как сотни других. Но это полная херня, Скотт, ты сам в это веришь? Здесь мы не то что не семья, мы даже не можем быть собой!
- Здесь есть те, кто сможет защитить тебя и нашего сына, если меня не будет рядом. Это то, что меня волнует.
- Мне не нужна чья-либо защита, ясно? Хватит все время говорить мне об этом. Мне не нужны безопасность и водительские права на новое имя. Мне нужен ты.
Кэл на ее руках начинает хныкать, и Скотт берет его к себе. Малия отворачивается, складывая руки под грудью.
- Посмотри на меня. Малия, - зовет он, прижимаясь ладонью к ее боку и разворачивая ее к себе. - Это все еще я. Ты можешь рассказать мне.
Она качает головой и следом ощущает, как его сухие пальцы ложатся на ее щеку. Она не сразу осознает, что он стирает слезы. Потом он находит двойку на сгибе ее среднего пальца и сплетает ладони, поглаживая вытатуированную цифру подушечкой большого и делая то же самое с надписью «Митчелл» на указательном.
- А ты? Ты можешь мне рассказать?
Он не отвечает, тогда Малия выворачивается из-под его руки и предплечьем вытирает мокрую щеку.
- Не такое будущее я представляла для нас четверых, - выпаливает она и уже после понимает, что сказала это вслух.
- Четверых? Как давно? - спрашивает Скотт, опуская Кэла на детский коврик и снова поворачиваясь к ней. Одному богу известно, что он об этом думает.
- Где-то четыре месяца. Я думаю, в том мотеле в Канзасе, - говорит она и вспоминает холодную душевую кабину с забитым чужими крашенными волосами сливом и то, как проревела всю ночь, прижимаясь к теплому тельцу Кэла и ненавидя Скотта за то, что сделал ее слабой.
Он подходит к ней и сгребает в объятия, прижимаясь губами к ее влажному лицу. Если бы они могли стать одним целым, Малия бы этого хотела. Тогда она не позволила бы ему снова уйти.
- Я устала, - говорит она ему в грудь. - Я устала все время думать о том, что случится, если нас найдут и здесь. Я устала думать о тех сводках про убийства в Маленькой Италии, деле в суде и насколько далеко все это зашло. Я устала думать, что кто-то может отнять у меня Кэла или я потеряю его так же, как мы потеряли Иззи. Просто потому, что мы всем перешли дорогу. Я устала думать о том, что не знаю тебя. Я устала от этого дерьма, - Малия всхлипывает, стискивая его футболку со спины. - Скажи мне, что ты знаешь, что делать. Ребенок скоро родится, и тогда все станет еще труднее. Не делай того, что сделал Стайлз. Скажи, что я могу доверять тебе.
Скотт обхватывает ее лицо ладонями и прижимается лбом к ее лбу.
- Я не Стайлз, слышишь? В те несколько минут, когда Митчелл был жив, я думал о том, как мы смогли его таким сделать. И сколько еще нам придется пройти, прежде чем мы сумеем принять то, что с нами случилось, чтобы снова увидеть кого-то похожего, с маленькими ручками и ножками. Я знаю, что последние месяцы были нелегкими. Мне… мне тяжело прийти в себя. И есть много ужасных вещей, о которых я должен был тебе рассказать, но что так и не смог сделать и не могу до сих пор. Мне нужно время, Малия. Мне нужно больше времени, потому что это оказалось сложнее. Я бывал в автомастерской всю ночь, чтобы не думать о том, что я могу причинить тебе боль. Как было в Канзасе. Как было до этого и после. Ты знаешь, что я люблю тебя, Малия, - говорит Скотт и облепляет руками ее живот, опускаясь на колени. - Прости, что напугал тебя и заставил маму волноваться. Прости, маленький.
Малия накрывает его ладони своими и замечает ползущего к ним Кэла. Скотт подхватывает его на руки, и он оказывается зажатым между ними. Мягкие темные волоски закручиваются на его затылке, и Малия проводит по ним рукой.
- Мне кажется, будет девочка. Назовем ее Иззи.
\
Люди живут на островах, потому что им нравится сама мысль, что можно выйти из дома и улыбнуться тому, что видишь.
Они селятся в пределах досягаемости запахов с пляжа и кубинского рынка на побережье Атлантики, где бесплатно дают уроки сальсы и жарят квангу в банановых листьях. Кэл, в ситцевой белой майке, с болтающимся на смуглой шее ожерельем из ракушек, выбегает из их одноэтажной блочной хижины с протянутыми над верандой бумажными фонариками, и его голые ножки вязнут в песке. Скотт идет вдоль берега в сомбреро, под расстегнутой рубашкой блестит его поджарое вспотевшее тело. Ближе к их дому он что-то говорит Кэлу, потрепав его по взлохмаченной кудрявой макушке, потом подходит к Малии и нагибается, чтобы поцеловать ее. От него тянет маслом и жареными лепешками. Она облизывает губы.
- Привет, - говорит Скотт, стирая пот со лба и приоткрывая лицо их дочери, спящей у груди Малии с зажатым в крошечном кулачке грызунком. Возле у комариной сетки покачивается бамбуковая люлька и сохнут серфы, мокрые купальники болтаются на пластиковых стульях.