Техасский сын (СИ)

И правда, его температура падает до 98.6, когда голубой рассвет сползает по немытым стеклам супермаркета на окраине Южной Дакоты. Кэл спит на ней под старой мешковатой толстовкой Скотта для лакросса, она осторожно поправляет на нем шапку, пока Скотт осматривает стариков, играющих в «уно» на пластиковом столе у холодильников и посасывающих ломтики салями беззубыми ртами.

- Русские разместили ракеты на Кубе, - орет один из них.

- Что? Громче, Фил.

- В шестьдесят втором.

- Будь рядом со мной, - говорит Скотт Малии прежде, чем зайти, не желая оставлять ее снаружи, как в свое время сделал с Иззи. Ее рука совсем холодная, думает он.

Супермаркет обшарпанный, на грязных полках все: от комиссионных товаров и подгузников в больших упаковках до импортных оливок. Картонка ароматизатора болтается над кассой, кондиционер подтекает прямо на прилавок.

- Завернуть вам чеддер? Свежий, только из Висконсина. Два и семьдесят за подложку, - продавец невысокий, пухлый, выпирающий из комбинезона, словно колбаса в вязанке. И все идет даже гладко, пока он не оборачивается. Сырая вискозная тряпка для уборки застывает в его руках, когда Скотт упирает пистолет ему в лоб и с ходу спускает курок. Малия непроизвольно зажимает рот рукой, когда из ее груди вырывается утробный стон и гулко разносится по пустому супермаркету.

- Слышал это?

- Что-что?

- Мой пердеж, когда я отдрючил тебя в задницу. Уно, старый хрен.

Продолговатый мозг стекает с пластиковой панели за прилавком и падает в коробку с жвачкой.

- Проблема окраин - никто и никогда не держит язык за зубами.

Скотт сдирает со стекла липкую листовку о розыске с отксеренной фоткой из его выпускного альбома. И Малия тогда отчетливо понимает, что будет дальше.

- Пошли отсюда. Не делай то, о чем пожалеешь. Они ничего нам не сделали.

- Но сделают. Они обязательно сделают.

И слышно еще, как следом седые головы одна за другой валятся на пластиковый стол.

У них не будет того, чего он хотел: «красного бархата» с глазурью на свадьбе, попыток зачать второго ребенка и детской с люминесцентными наклейками, ибеевской качалкой и Доком Хадсоном.

- Мне все равно, - говорит ему Малия. Как минимум для того, чтобы самой в это поверить, думает Скотт. Они на западной окраине Миннесоты, в мотеле, где выбило пробки из-за дождей и его байк сдох.

- Малия.

У него новые татуировки, и она теперь не спрашивает, что значат желтая тройка, девятка и Висконсин.

- Займись со мной сексом.

Она закидывает его руку на себя, словно утверждая его право собственности и предлагая ему себя в качестве платы за полную семью для Кэла, хотя раньше она не воспринимала всерьез вероятность остаться одной с ребенком на руках. Они занимаются любовью, и акт этот полон смирения и печали. И когда Скотт выскальзывает из ее потного тела и следом за этим изголовье тяжело ударяется о стену, он падает на нее, и она встречает его вес с лаской, на которую способна только с ним и их маленьким сынишкой.

- Кэлу нужен отец.

- Я подвел тебя.

- Нет. Если бы я не была в тебе уверена, я бы не подпустила тебя к нему.

- Ты могла бы быть матерью детей Стайлза. Все тогда было бы по-другому.

- Да. Но я мать твоего сына, и если бы меня заставили выбирать, я снова выбрала бы мятные лепешки в бардачке порше Тео, спать с тобой и рожать детей-мексиканцев. Потому что ты любишь меня. А Стайлз не любил. Потому что рано или поздно мы развелись бы из-за глупости вроде ароматических свечек, которые я терпеть не могу. Или резиновой орущей курицы. Он забрал бы приставку и свою служебную собаку и ушел к Лидии, а я к тебе, потому что мы были друзьями, но страдал бы от всего этого ребенок.

- Я никогда бы не отдал тебя ему, даже если он мой лучший друг.

- У тебя была Кира.

- Но если бы меня заставили выбирать, я снова выбрал бы тебя. Потому что ты мать моего ребенка. Потому что о большем я и просить не мог.

- Любая бы родила тебе ребенка.

- Но не любая была бы со мной в горе. И в бедности.

- Пока смерть не разлучила бы вас.

- Нас. Пока смерть не разлучит нас.

========== В Гаване ждут снега ==========

Бобби и его девочка ничего не имели, они были беглецами,

Которые так любили друг друга, что все, чего они хотели, была боль, и они нашли ее.

В свой двадцать четвертый день рождения Малия поняла, что у нее задержка. Они были в Миннесоте уже месяц, она вертела в липких после детской фруктовой каши руках упаковку «тампакс», сидя на бортике обклеенной резиновыми осьминогами ванны, и думала о том, что знает о детях-погодках, материнстве и Скотте. Тогда вышло, что о Скотте она не знала больше ничего.

В двадцать они были на побережье Атлантики, Скотт держал ее за руку, пока они лениво плелись по желтому пляжу с оставленными на песке детскими лопатками и забитыми пустыми упаковками крабовых чипсов мусорными баками.

- Хочу уехать, - сказала она ему, когда Скотт остановился у повозки с сушеными кальмарами, чтобы взять пиво.

- Мы не можем. Мы нужны им, - он ободряюще гладил указательным пальцем ее ладонь. - Ни одна война не длится вечно. Кто-нибудь должен победить, и это будем мы. Главное, что мы вместе. Все остальное не важно.