Техник-ас

Берия придвинул к себе лежащую чуть сбоку папку и открыл её.

– Мне передали ваши предложения по самолёту дальнего радиолокационного обнаружения. Я посоветовался со специалистами, и они в один голос утверждают, что, судя по описанию и тактике применения, такой самолёт уже где-то кем-то построен и применяется в реальных боях. Мы склонны были думать, что вы подсмотрели такой у англичан, когда были в Англии в командировке. Однако разведка не подтвердила наличие такого самолёта в Королевских ВВС. Так откуда это, товарищ Копьёв? – Берия выразительно прихлопнул ладонью по папке.

– Такого самолёта у англичан нет, – начал я свою речь. – Во всяком случае, я ничего подобного не видел. Идея же использовать тяжёлый бомбардировщик в качестве летающего радара пришла мне после беседы с командиром прикомандированного нам на Ленинградском фронте расчёта станции РУС-2с. Он как-то обмолвился, что если его машины поднять в воздух на воздушном шаре, то зона обнаружения существенно увеличилась бы. Вот тогда я и подумал: а что, если использовать не воздушный шар, а подходящий самолёт? Так и родилась идея.

– Почему именно этот самолёт?

– Грузоподъёмность, Лаврентий Павлович, и большой запас топлива, позволяющий находиться в воздухе продолжительное время. Плюс возможность создать нормальные рабочие условия для расчёта РЛС и пункта управления.

– Вы так хорошо знаете характеристики предлагаемого вами бомбардировщика? По моим данным, вы никогда не встречались с такими машинами. – Взгляд наркома стал подобен рентгену.

– В одной палате со мной лежит майор Калужный, командир экипажа Пе-восемь. Вот с ним я и консультировался.

Пусть идут проверят. Я действительно обсуждал с Николаем возможность использования тяжёлого бомбардировщика в качестве летающего командного пункта, правда, без подробностей вроде установки на него радара.

– Ну, допустим. – Берия чуть заметно прищурился за стёклами пенсне. – Но вот здесь есть подробно проработанная тактика применения. Специалисты сказали мне, что разработать такое мог только человек, имеющий как минимум академическое военное образование. Да и предложенные вами схемы подразумевают высшее инженерное образование. Как вы это объясните?

– Никак, Лаврентий Павлович, – пожал я плечами. – Я просто всё хорошо детально обдумал.

– Возможно, вы и впрямь уникум, майор. – Берия снял пенсне и потёр пальцами переносицу. – Думаю, вам надо встретиться со специалистами, которые работают над вашими предложениями. Вас проводят, Илья Андреевич.

Нарком закрыл папку и отложил её на угол стола, давая понять, что разговор окончен.

В кабинете, куда меня проводили, над столом, на котором были разложены какие-то чертежи и схемы, в задумчивости стоял мужчина лет сорока, в круглых очках и с густой шевелюрой, зачёсанной назад.

– Ага! – вскинулся он, едва я с сопровождающим вошёл. – Это, как я понимаю, и есть тот самый возмутитель спокойствия?

Мужчина оказался Иосифом Фомичом Незвалем[74], главным конструктором Казанского авиазавода, который и выпускал бомбардировщики Пе-8. Его вызвали из Казани, чтобы он дал оценку моим предложениям. Моя идея его крайне заинтересовала. Под таким углом вопрос ещё никто не рассматривал.

Почти четыре часа мы с ним беседовали, спорили, черкали прямо по привезённым им с собой чертежам и схемам. Расстались оба довольные. Что-то подсказывало мне, что в скором времени по крайней мере один самолёт ДРЛО у нас в ВВС появится. Незвалю ещё предстоял разговор с Берией и разработчиками РУС-2, а я отправился обратно в госпиталь. Голова от всех сегодняшних похождений что-то разболелась.

Выписали меня из госпиталя в последних числах мая 1942 года. Врачи настаивали на отправке меня в санаторий ВВС для продолжения лечения, но я смог настоять на своём. Правда, клятвенно пообещал, что в ближайшее время буду паинькой и в бой не полезу. Тем более эскадрилья продолжала осваивать новую технику, а именно те самые «аэрокобры», которые я привёз из Англии.

Пока лечился, успел отправить Свете в Ленинград шесть писем и получил в ответ четыре. Я писал, что скучаю по ним, что всё у меня отлично, быстро иду на поправку. Она в ответ тоже старалась меня подбодрить, но я-то прекрасно знал, каково им там, в осаждённом городе. Боже, как же я соскучился.

В штабе ВВС, куда я отправился прямиком из госпиталя, получив соответствующее направление, меня сразу отвели к новому главкому и моему уже старому знакомому генерал-лейтенанту Александру Александровичу Новикову, с которым мы хорошо сработались на Ленинградском фронте и который занял пост главкома ВВС РККА вместо снятого с должности и переведённого на Дальний Восток Жигарева.

– Здравствуй, гвардеец, здравствуй! – Новиков от души пожал мне руку. Было видно, что он рад меня видеть. – Рад, что ты выкарабкался и снова в строю. Твои тебя уже заждались. Кстати, – хитро прищурился он, – а ты, товарищ гвардии майор, почему форму одежды нарушаешь?

– Так вроде в порядке всё, – в полном недоумении осмотрел я себя.