Техник — ас

За час до назначенного времени к небольшому домику в глухом тупичке подъехал грузовик в сопровождении мотоцикла с коляской. Если бы кто-то из соседей вдруг оказался в этот момент на улице, то он был бы очень удивлён открывшейся ему картине. Из старого покосившегося сарая выскочили десять одетых в чёрную немецкую форму вооружённых человек и шустро загрузились в кузов грузовика, прикрыв за собой тент, а из избушки вышел немецкий офицер в звании майора в сопровождении молодой женщины, почему-то одетой в мужскую немецкую же форму, правда серого цвета. К счастью местное население за время оккупации было уже приучено в таких случаях сидеть тихо и не высовываться, поэтому и посторонних зрителей не было.

Откуда взялись люди? Так сами пришли ещё ночью. Сидорчук по договорённости прислал, так сказать, группу поддержки, а Плужников ещё вчера передал для них комплекты формы. Я даже не удивлюсь, если это было сделано с ведома его ротного. Судя по тому, что я узнал о нём от старшины, он мать родную продал бы, а не то что какую-то там форму. Наша задача была незадолго до взрыва на станции приехать в госпиталь, нейтрализовать охрану и не допустить, чтобы детям нанесли какой-либо вред. Тем более, что в составе охраны должны быть люди старшины. Поэтому с нами едет Николай Кочур, бывший сержант Красной Армии, попавший в плен в печально известном Киевском котле. Будучи помощником старшины он знал тех из охраны, кто готов искупить кровью свою вину и кто будет сражаться на нашей стороне. Люди, по словам Николая, были уже оповещены и готовы. Партизаны тоже затаились в лесочке в километре от усадьбы Козел-Поклевских. Теперь главное, чтобы на станции всё прошло так, как задумано. Но даже если взрыва и не будет, операция всё рано начнётся в установленное время. Хотя и будет значительно труднее, но выбора у нас нет.

Интерлюдия. Станция Красный Берег.

Наверное впервые с тех пор, как попал в плен, Олег Нарусов улыбался и душа его пела. Сегодня он отомстит всем этим мразям за все унижения. И он не один. Рядом с ним идёт с чуть заметной улыбкой на губах его друг, единственный друг Сашка Бреев. А есть и ещё другие люди, он уверен, что их не один и не два, которые так же как и он ненавидят всю ту мразоту, что их окружает.

Он всегда слушался всех знакомых, малознакомых и совсем не знакомых и делал всё, что ему велят. Ну не умел он отказывать, вот и доставалось работы больше чем другим. И работы самой грязной и тяжёлой. Мать часто говорила ему; — Ох и момока же ты, Олежек, ох и момока. И в кого ты такой уродился? Все тебе готовы на шею сесть, а ты и рад для них стараться. Умей спорить и отказываться, иначе так и будешь всю жизнь других обрабатывать.

Он обещал матери, но...ничего сказать супротив не получалось и ему вновь доставалась грязная и тяжёлая работа. Когда началась война его призвали и почти сразу он попал на фронт. Повоевать получилось не долго и через месяц остатки их полка попали в окружении. Патроны и продовольствие закончились. Попытались прорваться, да в чистом поле, через которое они бежали, их окружили гогочущие во всё горло немцы на мотоциклах. А потом был лагерь и постоянные унижения и побои. Приходилось выполнять самую грязную работу, такую как чистка нужников, вынос трупов, уборка в казарме охраны. Не выдержав всего этого он при первой же возможности записался в "Русскую дружину". Думал здесь будет полегче и, может быть, оттуда удастся сбежать. Однако все надежды были напрасны. Видать на роду ему так написано.

Здесь тоже были постоянные унижения и побои. Кормили, конечно, хорошо, но что толку от той кормёжки, если любой мог харкнуть ему прямо в тарелку или, под всеобщий хохот, высыпать в кашу горсть соли. Но хуже всего было не это. Хуже всего были выезды на карательные акции. Он поначалу пытался лишь делать вид, что как и все стреляет в стоящих у кромки рва или оврага женщин, детей, стариков и палил мимо, но это быстро заметил их командир роты штабс-капитан Вилкас. Подведя к нему молодую трясущуюся от страха еврейку, Вилкас достал пистолет, упёр ствол Олегу в затылок и приказал; — Стреляй!

Он зажмурился и выстрелил. Когда открыл глаза, девушка лежала на земле и хрипела.

— Даже это сделать нормально не можешь, ублюдок,— Вилкас без всяких эмоций выстрелил в неё, а потом со всего размаха ударил кулаком Олегу в лицо.

В тот вечер он решил, что с него хватит и, когда все улеглись, пошёл в нужник. Из петли его вытащил Сашка.

— Ты что, сдурел?— прошипел он, отвязывая от балки верёвку с петлёй на конце.

— Не могу я так больше,— затрясся в рыданиях Олег,— Лучше умереть, чем так.

— Ну и дурак,— зло бросил Сашка,— Что толку от твоей смерти? Эти то так и будут жить дальше. Ты если уж надумал помереть, так кого-то из них с собой на тот свет забери. А ещё лучше присматривайся, да думай, как не одного забрать, а побольше.

Так они и подружились. А вчера, после того, как Олег вычистил нужник и присел за углом передохнуть, к нему вдруг подсел Колька Кочур из второй роты.

— И не надоело тебе всё это?— спросил он, протягивая открытую пачку.