Телефон не унимался. К счастью, аппарат был вполне современным, и громкость его зуммера поддавалась регулировке, что и было проделано Степаном сегодня ночью, когда они с Фионой вернулись в номер отеля.
"Как чувствовал… Вот же настырные! И явно это звонят не господа с Rua de Sao Bernardo".
— Господин Гринвуд? — голос, искажённый мембраной, звучал незнакомо.
"И что тут сердиться, — вздохнул про себя Матвеев, — чай не в пустыне живём".
— Слушаю вас внимательно…
— Извините, что побеспокоил вас в неурочный час, но, похоже, быть мне богатым…
"А вот теперь — узнал… Витька, чёрт неугомонный, не спится ему у себя… Кстати, а где он сейчас? И, самое главное — как его сейчас зовут? А, вспомнил!"
— А вот это,
"А теперь, когда обмен обязательными поклонами и любезностями завершён, выкладывай, какого хрена тебе от меня нужно…" — подумал Степан, но вслух был сама любезность:
— Я сейчас немного занят, будет ли вам удобно продолжить разговор через три четверти часа?
— Я сам хотел предложить то же самое… Куда перезвонить?
"Ох, ну и задачки ты задаешь не выспавшимся людям!"
— Записывайте номер…
Продиктованный Матвеевым номер принадлежал небольшому ресторану на Rua Saraiva de Carvalho недалеко от Hotel da Estrela, где Степан снял номер, и Федорчуку он, скорее всего, был уже известен, но правила игры навязывали некие условности. На адрес ресторана должна была приходить вся корреспонденция для Майкла Мэтью Гринвуда в период его пребывания в столице Португалии.
"Связь — это жизнь!"
Простая до банальности сентенция, возведённая в ранг категорического императива, заставила Степана на второй день по приезде в Лиссабон отправить в несколько адресов, обговоренных с Олегом и Виктором в качестве "почтовых ящиков", телеграммы с указанием названия "своего" отеля, номера апартаментов и телефона, а также резервного канала связи — в упомянутом ресторане.
Жить даже не двойной — Матвеева и Гринвуда — а тройной жизнью, ибо личность Гринвуда имела две взаимоисключающие ипостаси: британского журналиста и шпиона, и руководителя "международной террористической группировки", как грустно пошутил однажды Витя, передавая контакты своих "волков" Степану, временами становилось практически невыносимо. Спасало только распределение мыслей — по полочкам и ящичкам. Как в картотеке. Не хочешь — не открывай, а настала нужда — хрен закроешь. Пока роль не отыграна, и дело не закончено. Как сейчас, когда настала пора закрыть ящичек "джентльмена и… джентльмена", ибо шпионство — занятие по большому счёту предосудительное для потомка британских аристократов.
Степан положил на рычаги телефона давно уже безмолвную трубку, нашарил на столике пачку сигарет, ловко, — привычным щелчком, — выбросил одну, поймал её губами и прикурил от массивной настольной зажигалки.
От послесонной расслабленности не осталось и следа.
"Кончился отпуск, — обречённо подумал он, глядя на раскинувшуюся в постели Фиону — труба зовёт, мать её за ногу. А как хорошо всё начиналось…"
Нищему собраться — только подпоясаться, а каково обеспеченному и считающему себя представителем высшего общества мужчине? На сборы и приведение себя в относительный порядок ушло почти полчаса. Тщательно выбрав сорочку с высоким стоячим воротничком, способным прикрыть несколько предательских синяков и царапин на шее, и повязав подходящий случаю галстук, Матвеев склонился над спящей Фионой.
Глаза его, помимо воли, затянула влажная пелена. С трудом сдерживая себя, Степан легко прикоснулся губами к плечу спящей женщины.
"Прости, любимая, так нужно. Дела. И, подозреваю, что не в последний раз…"
Степан говорил с Виктором по-польски, так, из чистой паранойи, тем более что вероятность прослушивания линии, да хотя бы той же PVDE представлялась, даже теоретически, минимальной. Федорчук польский понимал, но отвечал по-русски.
— Привет, Раймонд! Что за пожар во время наводнения? — недовольства в голосе Матвеева не было, что и понятно: если друг выдёргивает тебя из объятий любимой женщины, да еще и во время посленовогоднего "отходняка", значит, на то есть более чем веские основания. Но вставить лёгкую "шпильку", восходящую к общему "культурному наследию", он упустить случая просто не мог.
— Дело плохо, Майкл, — судя по всему, Витька вообще не обратил внимания на язвительное обращение — в новостях… по радио сообщили… в общем… Кисси погибла… на Рождество… в Испании… где-то под Саламанкой.
Новость, буквально через силу вытолкнутая Федорчуком в телефонную трубку, оглушила. Если бы Матвеев уже не сидел перед телефоном в задней комнате ресторана, то точно опустился бы с размаху на шаткий "венский" стул. Вот так, без предисловий… Мокрым веслом по роже…
— Насколько можно доверять этой информации? — внезапно севшим до сиплого шепота голосом переспросил Степан. — Я тебя спрашиваю!
Хотелось орать в голос на ни в чём не повинного Виктора. Топать ногами и швырять подвернувшиеся под руку тяжёлые предметы.
"Гонец с дурными вестями повинен смерти".