Техника игры в блинчики

И не поймёшь сразу — на счастье ли, на беду, но ежеминутная необходимость держать себя "в узде", скрывая огромное, не поддающееся осмыслению горе, смешалась для Матвеева с "впечатлениями" поездки, с мыслями о будущей операции, и конечно же с душевным трепетом от близости любимой женщины. Получившийся "коктейль" иногда пугал его, "расслаиваясь" в самый неподходящий момент. И помочь Степану не мог никто. Даже внутренний голос, по обыкновению ехидно-ироничный, кажется, тоже "взял отпуск" и сгинул в недрах подсознания. Приходилось надеяться только на свои силы — и откуда только они брались!

"Известно откуда… От одного очень милого и весьма непосредственного чуда, любимого и влюблённого. Так и тяну, как упырь, прости господи!"

Но всему есть предел. В том числе и душевным силам. Практически, с самого начала их пребывания в Турине, Степан несколько раз ловил на себе непонимающий, и даже испуганный взгляд Фионы, вызванный его странным поведением. На улице, в ресторане, в очередном соборе — "накатить" могло где угодно, в любой момент. И, разумеется, Фиона просто не могла не заметить его "отлучек", и реагировала соответственно. Да и как еще прикажете смотреть на человека — пусть любимого, самого лучшего — и прочая, и прочая, и прочая… — когда он вдруг прерывает разговор, "стирает" с лица улыбку и сидит, уставившись в одну точку. Пять минут, десять, двадцать. Будто проваливаясь внутрь себя, не реагируя ни на что, страшный и страшно чужой в своей "потусторонности".

К счастью, "зависал" Матвеев не так часто, и на недоумённые взгляды девушки вовремя — или почти вовремя — отвечал обезоруживающей улыбкой. Чего проще — накрыть своей ладонью узкую и прохладную кисть Фионы, правую — с небольшим шрамом у основания большого пальца, слегка сжать, будто извиняясь, и…

"Муза, будь она неладна! — сказал он однажды с "извиняющейся" улыбкой. — Приходит незваной, приносит вдохновение… Надеюсь, ты не будешь ревновать меня к музе? Иначе мне придётся заняться чем-то другим. Стать бухгалтером, например, или автобусным кондуктором. Уж их-то точно вдохновение не посещает, более того — оно им категорически противопоказано!"

Фиона рассмеялась в ответ — искреннее и с удовольствием. Она любила слушать Майкла, щедро пересыпавшего свою речь оригинальными каламбурами, меткими замечаниями, свежими шутками, наконец. Иногда, впрочем, балансировавшими на самой грани приличий, но оттого и более острыми, пряными.

"Piquantly", — подумала она и отчего-то покраснела.

"Эх, девочка… если бы ты знала, сколько лет потребовалось человечеству, чтобы придумать то, чем я так щедро разбрасываюсь…" — подумал Матвеев.

По правде сказать, не все bons mots Степана были "заёмными", кое-что действительно рождалось экспромтом, однако, и не всё "родившееся" могло быть поведано "городу и миру". Кое о чем следовало помолчать даже в присутствии Фионы. Или, напротив, именно в ее присутствии…

* * *

Спустившись в гостиничный ресторан к завтраку один, — Фиона почувствовала лёгкое недомогание, естественное и периодически возникающее у всех женщин, и наотрез отказалась выходить из номера — Матвеев, как обычно, попросил свежие газеты… Ну, или относительно свежие.

"Всё-таки, в чём-то Италия остаётся глухой европейской провинцией — в отношении прессы, например".

Настоящей прессы, конечно же — британской или, в крайнем случае, французской. Не считать же "средствами массовой информации "местные "листки", наполненные, как поганые вёдра, до краёв, помоями фашистской пропаганды!

"Информации! Ха-ха! Дезинформации, в лучшем случае, а то и откровенной, по-южному экспрессивной и многословной лжи".

Что туринская La Stampa, что миланская Corriere della Sera — та же жопа, только в профиль.

Когда официант принёс вместе с какой-то разновидностью местного омлета — "О, где ты, где родная яичница и жареный бекон, не говоря уже о гренках!" — "Пари Суар", единственное достоинство которой заключалось в том, что иногда на её страницах публиковался Сент-Экзюпери, Степан обречённо подумал, что ещё немного, и он попытается всеми правдами и неправдами раздобыть "нормальных" газет — пусть и недельной давности, или купить радиоприёмник.

"А обратно ты как его повезёшь? Багажом? Проще сразу выкинуть с третьего этажа!" — внезапно проснувшийся, внутренний голос не потерял за время своего отсутствия ни капли ехидства.

"Отзынь, зуда!" — Степан раздражённо "отмахнулся" от вылезшего непрошенным "альтер эго" и развернул газету, сделав первый — длинный — глоток кофе.

Матвеев терпеть не мог столь популярную здесь "миланскую" обжарку кофейного зерна. Иногда у него складывалось такое ощущение, что в чашку подсыпают толчёного угля для цвета и вкуса. Но, как говорится, за неимением горничной приходилось довольствоваться… хм-м… тем, что есть.

"И что там новенького в мире творится?"